Григорий Орлов в свое время довольно помотал нервы императрицы своими мужскими чудачествами. Последним, кто заставил ее ощутить свою женскую ущербность, был «царь Эпирский», Иван Римский-Корсаков, которого Екатерина застигла на канапе в недвусмысленной позе с ближайшей своей подругой, графиней Прасковьей Брюс. Прогнав от себя обоих, Екатерина поняла, что больше страдать от разбитого ревностью сердца не желает. И какое-то время ей везло, потому что сменивший Римского-Корсакова Александр Ланской не только никаких поводов для ревности не подавал, но и сам был нешуточно влюблен в свою высокопоставленную подругу – до того, что в могилу себя загнал от избыточного любовного усердия.
И теперь ближайшее окружение императрицы, а прежде всего – светлейший князь Григорий Алексеевич Потемкин, засуетилось, подыскивая подходящий персонаж, которому предстояло взять на себя амплуа героя-любовника. Он должен быть щедро одарен природой во всех смыслах, прежде всего – в мужском, понятное дело, затем – исключительно красив (кажется, не создавала природа бульшей ценительницы молодой, сильной красоты, чем Екатерина!), ну и, желательно, не полный дурак. Деваться некуда от правды: Екатерина не просто удовлетворяла потребности своего неуемного женского естества – она пыталась возвысить до себя всякого мужчину, который оказывался рядом с ней на ложе. На тему сию много судачили – во всех слоях общества и во все времена. Частенько эти пересуды оказывались зафиксированными для последующих поколений. Например, в «Секретных записках о России» некоего Шарля Масона читаем: «Все же Екатерина при всем высказанном ею гении, при всем том, что она старалась соблюдать хотя бы внешнюю благопристойность, должна была хорошо знать и сильно презирать русских, чтобы осмелиться так часто возвышать до себя молодых людей, выхваченных из толпы, и предоставлять им уважение и славословие целой нации, не наделяя их никакими званиями, кроме тех, от которых ей следовало бы краснеть. Как могла она вообразить, что способность ей нравиться означает вместе с тем умение управлять? Ее любовнику довольно было провести с ней ночь, чтобы на следующий день восседать подле нее на троне».
О, мужчины… О, добавим, эти иностранные мужчины! В описываемое время (1784–1786 годы) Масон преподавал что-то (неизвестно, что именно, может быть, хорошие манеры) в Петербургском артиллерийском и инженерном шляхетском кадетском корпусе, где директорствовал мсье Мелиссино (тоже, само собой, иностранец), питался сплетнями, помаленьку шпионил и брал на себя смелость осуждать женщину,
