– Федор! – Павел Антонович повысил голос. – Ты не имеешь права оскорблять ее.
– Я не оскорбляю, – он старался держать себя в руках. – Просто высказал свое мнение. Ведь именно этому ты учил меня, – сын посмотрел в глаза отцу.
Павел Антонович запнулся и стал ковырять вилкой в салате. Людочка с отеческой заботой погладила его по плечу, словно говоря: «Ну-ну, милый, я же тебя предупреждала, что твои дети никогда не примут меня».
Федор смотрел на поникшую фигуру отца и думал о странностях жизни. Лет в пять отец казался ему небожителем, годам к двенадцати у него зародились сомнения, а сейчас он был просто разочарован! Немолодой, может быть, талантливый ученый, запутавшийся, подчинившийся обстоятельствам, не отдающий себе отчета, стареющий ловелас, пойманный на крючок.
Отец поежился под его колючим взглядом и, чтобы разрядить обстановку, предложил:
– Ладно, ты ведь не ругаться сюда пришел. Давай выпьем, как мужчины, – он взял в руки бутылку.
– Я не буду, – Федор решительно помотал головой.
– Совсем чуть-чуть, чисто символически?
– Мне мама не разрешает.
– Я тебе разрешаю, – видимо, забывшись, гордо произнес мужчина.
– А кто ты такой?! – Федор уже не мог, да и не хотел сдерживаться, он увидел все, что ему нужно, дальнейшее продолжение общения привело бы к новому потоку лжи. Не так он представлял себе эту встречу!
– Я твой отец! – Павел Антонович покрылся красными пятнами.
– Ты старый козел, который когда-то меня сделал!
– Что!!! Сосунок! – зарычал отец, не стерпев оскорблений.
Людочка вцепилась в его руку.
– Павлик, миленький, не надо, – чуть не плача, просила она.
– Павлик, – передразнил ее Федор. И, рассмеявшись, обратился к отцу: – Павлик – вот кто ты для меня. Ты знаешь, за что я тебя презираю? – он поднялся и уже смотрел на отца сверху вниз. – Не за эту, – мальчик брезгливо махнул рукой в сторону новой жены, – а за то, что ты не мужик! Ты испугался поговорить с нами, сбежал, как трус, как последний подонок, взвалив на мать еще и обязанность объяснить нам, почему ты это сделал! Так что прощай! Павлик! – И он вышел из ненавистной квартиры.
Федор вернулся домой и застал мать в обычном ее теперешнем состоянии, а именно сидящей в полумраке и безумно смотрящей в одну точку. Федор решительно раздвинул тяжелые шторы.
– Не надо, сынок, закрой, – женщина болезненно зажмурила глаза.
Не обращая никакого внимания на слабый протест, Федор сел напротив.
– Я сегодня был у Павлика.
