– Что случилось? – спросил Званцев.
– Ничего, мне в голову мысль пришла.
– Опять?
– А что?
– Да нет, ничего, – усмехнулся Званцев. – Только если это опять про какое-нибудь вранье, я и слушать не буду.
– Вы не поверите, – сказала я, – но на сей раз я скажу вам чистую правду. Мне кажется, я могла бы выяснить, за кем именно следом нам надо было идти. И я даже берусь это сделать за полчаса.
Последние слова вылетели из меня от избытка азарта, и я сама их испугалась.
– Каким образом? – насторожился Званцев.
– Мне трудно вам это объяснить, но я узнаю.
– Вы хотите сказать, что на острове есть еще один свидетель преступления, который знает преступника в лицо? Не слишком ли много для одного маленького острова?
– Этого я не говорила.
– Так что же вы собираетесь сделать?
– Ну, предположим, я собираюсь позвонить по телефону! – сердито ответила я.
Он ничего не ответил. Мы продолжали двигаться к музею.
– Ну так как же? – не выдержала я.
– В музее есть телефон, откуда и позвоните. А другого поблизости нет.
Я загородила ему дорогу.
– А вы не могли бы на эти полчаса предоставить меня самой себе? – заглядывая ему в глаза, взмолилась я. – Я узнаю все, что нужно, приду и расскажу вам!
– Не могу. Вы такого натворите, что я за всю жизнь не расхлебаю.
– Я очень вас прошу!
– Что именно вы собираетесь делать?
– Этого я вам объяснить не могу.
– Очередное вранье! – догадался Званцев.
– А что в этом удивительного? Когда человек не может сказать правду, он врет. Вы же соврали на пароходике насчет невесты! И никто вас за язык не тянул.
– Мое вранье – это мое личное дело! – возмутился Званцев. – А ваше вранье – это уже уголовное дело. Вы хоть представляете себе, что такое ответственность за ложные показания?
– Между прочим, – ядовито напомнила я, – я добровольно явилась к вам с показаниями насчет зажигалки. И не в кабинет, между прочим, а всю окрестную крапиву излазила, пока вас нашла. Так что насчет ответственности у меня все в порядке. И я делаю все, чтобы вам помочь!
Званцев засопел, но сдержался.
– Выдрать бы вас солдатским ремнем с пряжкой, – тоскливо сказал он. – Вот дураки французы призывают – «шерше ля фам». Нашел «ля фам» – на свою голову! Знали бы они, что может такая «ля фам» натворить в качестве свидетеля! Черта лысого бы они так говорили…
Мне в голову пришла еще одна мудрая мысль. Видно, ночь выдалась такая урожайная. Я подумала, что, в конце концов, я за всю свою оставшуюся жизнь больше со Званцевым не встречусь. Разве что приду к нему в кабинет подписать протокол показаний. Так пусть уж послушает исповедь несчастной женщины. Ему это будет только полезно.
