Дождь перестал, небо очистилось, и Рикардо Рейс, не рискуя вымокнуть, может прогуляться перед обедом. Вниз идти не стоит, Каиш-до-Содре еще не вполне оправилась от наводнения, и камни мостовой покрыты зловонной грязью, поднятой течением с липко-илистого дна реки, но если погода не испортится, придут люди со скребками и щетками — вода выпачкала, вода и отмоет, благословенна будь, вода. Рикардо Рейс поднимается по Розмариновой улице и, чуть отойдя от дверей отеля, застыл на месте при виде призрака минувших эпох, коринфской капители, жертвенника, воздвигнутого по обету, древнеримского надгробья — да что это ему примерещилось: если в Лиссабоне и осталось еще нечто подобное, то скрыто где-нибудь под землей, сдвинувшейся с места усилиями людей, воздвигавших дамбу, либо под воздействием природных катаклизмов. А это — всего лишь прямоугольный камень, вогнанный, вделанный в стену дома, выходящего на улицу Нова-де-Карвальо — вычурные буковки, складываясь в слова, сообщают, что это Клиника глазных болезней и хирургии, а пониже, поскромнее — основана А. Маскаро в 1870 году, у камней долгая жизнь, мы не присутствовали при их рождении, и кончины их не застанем, сколько лет прошумело над этим камнем, сколько еще пройдет, умер Маскаро и закрылась клиника, хоть, может быть, где-то еще живут потомки ее основателя, избравшие себе иной род деятельности, позабывшие или вовсе не знающие о том, что посреди города красуется их фамильный герб, и не они, легковесные и непостоянные родственники, а он, этот камень, заставляет вспомнить врачевателя болезней глазных и иных, требующих хирургического вмешательства; истинно говорю вам — мало выбить имя на камне, он-то, будьте благонадежны, устоит и выживет, а вот имя, если не перечитывать его ежедневно, потускнеет, забудется, уйдет. Размышляя обо всех этих противоречиях, Рикардо Рейс идет вверх по Розмариновой улице: вдоль трамвайной колеи еще бегут потоки воды, мир не хочет угомониться — ветер веет, облака плывут, о дожде и говорить нечего, его больше, чем нужно. Рикардо Рейс останавливается перед памятником Эсе де Кейрошу — нет, из глубокого уважения к орфографии, которой придерживался сам носитель этого имени, напишем — Эсе де Кейрожу, ох, до чего же различны могут быть способы писания, начертание имени — это еще самое малое, не верится даже, что эти двое — Эса и Рикардо — вообще говорили и писали на одном и том же языке, который, может статься, сам выбирает себе таких писателей, какие ему в данный момент нужны, использует их для того, чтобы они выразили малую его часть, и меня всегда очень занимало, как мы будем жить после того, как язык все выскажет и умолкнет, ну, ладно, поживем — увидим. Уже стали возникать первые трудности — впрочем, это еще не совсем трудности, а скорее разнообразные и спорные оттенки смысла, сдвиги пластов, новая кристаллизация, вот, к примеру: «Под прозрачным покровом фантазии — могучее нагое тело истины»
