Это как же нужно было построить братков, чтобы они вели себя так… ну, прямо скажем, не побоюсь этого слова – культурно!
Интересно, интересно…
Виктор Васильевич, значит…
А фамилия у него хороша. Ничего не скажешь.
Знаменитая фамилия. Может быть, он и братву в традициях своей фамилии воспитывает? Тогда понятно, почему здешний вышибала такой вежливый да ласковый. А вот, скажем, дыба у Виктора Васильевича имеется?
Поднявшись вслед за вышибалой на второй этаж, я увидел, что зал выглядит точно так же, как и до взрыва «Одессы», да и происходит в нем все то же самое. Те же мясистые тетки, та же «Тетя Хая» в исполнении подобострастных лабухов, то же беспредельное обжиралово и та же дикая, первобытная пьянка.
А куда ж оно денется!
Тьфу!
Усевшись за крайний столик у окна, я отвернулся и стал смотреть на улицу, стараясь не слышать того, что происходило вокруг.
За моей спиной раздался молодой женский голос, я оглянулся и увидел официантку, которая, глядя на меня с готовностью ко всему, спросила:
– Что будем кушать?
– Ничего не будем, – отрезал я, – принесите мне сто граммов водки и больше ничего.
В глазах официантки мелькнуло сожаление – такой с виду сладкий клиент и так мало заказал, но она пересилила себя и, улыбнувшись, пошла за водкой.
А я тем временем проводил над собой совершенно особую работу.
Так сказать – аутотренинг пополам с самогипнозом.
Ты – не Знахарь, твердил я себе, ты – просто богатый человек, который, конечно же, знает о существовании уголовного мира, но сам к нему – никаким боком.
Ты просто хочешь вложить деньги в криминальный бизнес и иметь с этого свой навар.
Ты не разбираешься в тонкостях преступных ремесел, а тем более – в жизни братвы. Хоть российской, хоть американской.
Ты понимаешь, что это риск, но ты – смелый человек и готов в случае чего постоять за себя.
Ты – не Знахарь.
Если ты увидишь кого-нибудь из тех, с кем встречался раньше – ты не узнаешь его.
Официантка, притащившая небольшой поднос, на котором торжественно и гордо стояла одинокая, но вместительная рюмка, поставила его передо мной и, сделав книксен, ушла.
Я мрачно посмотрел на рюмку, взял ее твердой рукой и, не поморщившись, мужественно влил в себя. Поставив пустую посудину обратно на поднос, я с удовольствием почувствовал, что водочка оказалась правильная – без сивухи и грамотно охлажденная.
Закурив, я выпустил дым в потолок и, вольготно развалившись, уставился на знакомую дверь, за которой сейчас решался вопрос, касающийся моей персоны.
