– В какой группе?
– В Италию.
– А-а, эта...
– А были еще?
– Да. Были.
– Куда?
– В Германию несколько раз, в Австрию...
– А в Италию сколько детей поехало?
– Я не помню. Примерно двадцать.
– Они ехали, заранее зная, что в Одессу больше никогда уже не вернутся?
– Это не правильная постановка вопроса. Вы думаете, что наше государство бросит своих детей на произвол судьбы в чужой стране? Каждая семья, усыновившая ребенка, находится под строгим контролем наш их дипломатов и специальных представителей...
– И все же?
– Они еще слишком маленькие, чтобы осознавать такие понятия, как Родина.
– Хорошо. Я задам другой вопрос – семьи, в которые они ехали, уже знали своих детей?
– Насколько мне известно, да.
– И воспитатели, которые сопровождали детей, знали о том, что увозят, так сказать, "новых итальянцев"?
– Да.
– А я могу узнать фамилии воспитателей, которые сопровождали группу в Италию?
– Конечно. Да, правильно, поговорите лучше с ними. Они ездили туда на целый месяц. Раздав детей по семьям, они еще несколько недель помогали детям адаптироваться в новых условиях, привыкать к новым родителям.
– Так кто же все-таки ездил?
– Об этом вам расскажет мой заместитель. Пройдите лучше к ней.
– Вы имеете в виду Наталью Андреевну? – Самойленко на мгновение заглянул в блокнот, вспоминая фамилию и стараясь тем самым продемонстрировать Трофимчуку свою полную осведомленность во всех его делах. – Герасименко?
– Да-да, она вам поможет.
– Ну что ж. Большое спасибо за беседу... Только вот объясните мне, пожалуйста, зачем же вы на Кашицкую-то накричали, а?
– Я ни на кого не кричал. Мы с ней просто побеседовали о Виталике...
– А-а, так вы все-таки помните, как зовут Корабельникова?
– Нет... То есть да... То есть, я хотел сказать, вы же сами мне сказали! – на Трофимчука было жалко смотреть – он уже вконец запутался и теперь сидел красный, потный, весь какой-то дерганый и нервный. Теперь он совсем не был похож на того уверенного в себе любезного и гостеприимного хозяина детского дома, каким выглядел всего полчаса тому назад. Самойленко улыбнулся – своего он, кажется, достиг. – Я просто запомнил, когда вы называли его имя.
– Да-да, конечно. Что ж, еще раз спасибо, было очень приятно с вами побеседовать.
Самойленко встал, выключил диктофон, положил его во внутренний карман куртки и, не подав Трофимчуку на прощание руки, направился к выходу.
– Мне тоже приятно. Заходите если что. Я расскажу вам о нашем детдоме... – залепетал ему вслед Геннадий Степанович.
