Пират | страница 17
Каждый раз, когда он бывал виден, собаки заливались особенно тонко и пронзительно. И тогда, казалось, заяц нарочно потешался над ними. Он бросался в сторону и исчезал в кустах.
Но вот один из стаи, самый худой, до этого молча бежавший впереди, начал отставать и оказался в хвосте, юркнул в кусты и лег на том самом месте, где только что, петляя, свернул заяц.
Желтовато-серый, с темной, почти черной спиной, он сливался с осенней, обнаженной землей и желтой травой. Можно было подойти на два шага и не заметить его.
Стая с визгом и лаем помчалась дальше, а Пират остался один. Он лежал, прижавшись к земле и положив тяжелую голову на толстые, еще неуклюжие лапы. Если бы не собранные мускулы и напряженные, вздрагивающие уши, можно было бы подумать, что он спит.
Но Пират не спал, он слушал. Среди других голосов выделялся низкий, хрипловатый голос Полкана, громкий голос Щеголя и знакомые голоса других собак.
С каждой минутой голоса уходили всё дальше и дальше, делались тише, потом стая дружно взлаяла и стала приближаться. Это значило, что заяц опять мелькнул на виду и круто повернул назад.
Пират сделал едва заметное движение и еще ниже припал к земле.
Он лежал в углублении, словно окоченев, и только толстокожие, короткие и острые уши слегка вздрагивали да глаза, уместившись на уровне земли, горели зеленоватым пламенем.
Лай приближался; далеко впереди собак, в редком перелеске между молодыми обгорелыми сосенками, мелькнул заяц. Сначала казалось, что кто-то низко над землей машет белым платком, потом стало видно, как, вытянув голову и положив на плечи большие белые уши, мчится заяц.
Он бежал по знакомой дороге уверенно и быстро и с каждым скачком приближался к засаде.
Пират лежал неподвижно. Расстояние между ним и зайцем сокращалось каждую секунду. Уже было видно, что зайцу не спастись, но Пират не двигался. Еще мгновение — и заяц промчится мимо. Вот он сделал скачок над самым Пиратом, и тот, как стальная пружина, подбросил вверх голову, и большой заяц, не успев крикнуть, затрепыхался, сжатый стальными челюстями.
Пират не сделал ни одного лишнего движения. Только опыт, накопленный тысячелетиями и ставший инстинктом, мог создать такого охотника. Каждое движение его было точно, целесообразно и красиво.
Двух секунд не понадобилось волку, чтобы прикончить зайца, но в следующее мгновение Пират повел ухом и быстро, давясь и чавкая, начал расправляться с еще трепещущей добычей.
Если для того, чтобы так быстро прикончить зайца, требовался тысячелетний опыт предков, то такие же тысячелетия тяжелой жизни в волчьей стае, когда не хватает для всех пищи и выживают только самые сильные и ловкие, нужны были, чтобы так быстро разделаться с добычей.