Мне было стыдно идти домой к маме, я знал, что она не выносит вида крови, во всяком случае моей. Но выбора у меня не было. Как только я вошел в квартиру, мама обмотала мне голову полотняным полотенцем, так что я стал похож на араба, а потом мы на такси поехали в больницу скорой помощи. Мне наложили двенадцать швов. Врач сказал, что это был рекорд на тот день. Потом мы вернулись домой и ели блины.
Это воспоминание о действительном событии. У меня до сих пор сохранился широкий играм у корней волос над левым глазом. Это не единственный шрам, который я заработал, у меня много таких «особых примет». Теперь их хотя бы перестали перечислять в паспортах.
Разумеется, мама захотела узнать, что случилось. Я объяснил, что подрался с одним незнакомым мальчишкой, потому что он сказал, будто мой папа трахает овец. На этот раз мать милостиво отнеслась к отцу. Обычно она первая возводила на него всякую напраслину, но ведь всему есть предел. Думаю, ей понравилось, что я вступился за честь отца.
— Я понимаю, почему ты рассердился, Петтер. Так говорить неприлично. Я согласна с тобой. — Больше она ничего не сказала.
Я никогда не ябедничал. Ябедничать — все равно что передразнивать настоящее событие. А это уже пошло. Ябедничают или дерутся те, кто не умеет дать отпор словом.
* * *
Меня стали меньше бить после того, как нам в школе начали задавать уроки на дом. Потому, что я помогал ребятам с уроками. Я никогда не делал школьных заданий вместе с классом, это было слишком скучно, к тому же я боялся, что у меня появятся товарищи. Но, сделав свое задание, я все чаще выполнял еще два или три варианта. Эти работы я отдавал или продавал за шоколадку или мороженое тем, кому они были нужны.
Как правило, мы могли выбирать из трех или четырех тем для сочинений. Когда я однажды написал сочинение, которое называлось «Почти как в сказке», мне захотелось написать еще одно, на тему «Когда погас свет». Второе сочинение можно было отдать Туре или Рагнару.
Это был хитрый ход с моей стороны, теперь Туре и Рагнар перестали меня бить. Конечно, они оставили меня в покое не из благодарности. Наверное, просто боялись: а вдруг я на весь класс объявлю, что пишу за них сочинения. Сам я этого не боялся. Не моя вина, если нам не разрешается сдавать больше одной работы. Да и не я сдавал их сочинения. Туре и Рагнар, конечно, их переписывали. Без этого было не обойтись.
Я не размахивал лишними сочинениями, но постепенно ко мне стали подходить некоторые одноклассники, желавшие купить мою помощь. Начинались переговоры, и речь далеко не всегда шла о деньгах или шоколаде, находились и другие формы расчета. Иногда хватало нескольких неприличных слов, сказанных вслух на уроке труда, или снежка, положенного на учительский стул. Помню, за помощь в приготовлении домашних заданий я потребовал, чтобы заказчик расстегнул бюстгальтер на одной из девочек. Несколько девочек в нашем классе уже начали носить бюстгальтеры, но они не относились к числу первых красавиц. Если ответные услуги не оказывались, должник понимал, что попадает в зону риска: ведь я мог рассказать учителю, что делал уроки за Эйвинда или Ханса Улава.
