– Ща! – рявкнула я. – Ща как дам!
И тут на мою душу снизошло озарение.
Я поняла, кто я такая.
Надо сказать, я если раньше и задумывалась об этом, как как-то смущенно, стыдливо. Ни квартиры, ни профессии, а главное – ни малейшей надежды заполучить мужа. С точки зрения любой уродины, имеющей прописку хоть в коммуналке, с точки зрения любой толстухи весом в два центнера, сорок лет назад сбегавшей на две недели замуж, я – никто, и звать меня – никак. Но сейчас я осознала свое место на общественной лестнице, которая существует в женском воображении. Есть, есть ступенечка, которую я занимаю!
Допустим, я не дама. Кстати говоря, ни одну из наших музыкальных звезд я не назвала бы дамой. Я их видела по телевизору, и большинству самое место – у трех вокзалов. В какой-то мере я «не-дам». Вот когда попросят, а не дам, – тогда буду в полной мере. «Дам-но-не-вам» – это уже следующая ступенька…
Зато я – женщина четвертой категории! Ща как дам!
Мордоворот увернулся от штанги и рухнул в полуоткрытую дверь, я ворвалась следом.
И что же я увидела?
Это была его рабочая мастерская, в которой соблюдался некоторый порядок. По крайней мере, его было больше, чеам у покойницы Натальи. На верстаке лежали фрагменты кушетки – по спинке с позолоченной резьбой я бы отнесла ее ко второй половине восемнадцатого века, а завитки в стиле рокайль наводили на мысли об Италии. Был тут и мольберт с начатой картиной. Яркие краски и нерусские желтые физиономии наводили на мысль о Гогене…
А еще был запах…
Его можно было разложить на составляющие. Я выделила струю клея, струю растворителя, струю еще какой-то химии, до боли знакомой…
А вот струя органического происхождения взволновала меня до чрезвычайности. Пихнув мордоворота концом штанги, я обогнула верстак и увидела то, что уже имело прямо мистический смысл, – полусгнившую кучу картофельных очистков.
– Ага-а-а! – заорала я. – Вот тут ты мне, падла, и попался!
И указала пальцем на очистки.
– Пошла вон отсюда, бомжа! – заорал и он. – Влезла, понимаешь, расхозяйничалась! Ща своим позвоню!.. Выкинем на фиг!
Но в его голосе был страх. Кажется, я увидела и унюхала именно то, чего видеть и нюхать посторонние не должны.
– Давай, выкидывай! – позволила я. – Только сперва поделись секретом – кто убрал Наталью Петровско-Разумовскую и Катю Абрикосову! А главное – за что их убрали!
И я стукнула штангой об пол, отчего у соседей внизу раздался грохот с трезвоном. Кажется, у них сорвалась большая хрустальная люстра.
