Прибежала непонятно чья ассистентка Полинка – девочка с клубничного цвета волосами, повела по коридорам, вывела через задний ход на крыльцо, высунулась и сразу же захлопнула дверь.
– Что там? – спросил Богуш.
– Метель!
Вряд ли метель помешала бы телевизионщикам приехать, рассудил Богуш и оглядел Полинку. Девочка была вроде его прежней, Натальи, остроносенькая, с острыми плечиками, такая вся с виду колючая. Но Наталью он немного откормил и сам удивился ее женственности. Может, и эту нужно просто как следует покормить – так подумал Богуш и даже представил себе ресторан «Фрегат», где мог бы совершенно очаровать девочку. Но «Фрегат» вместе с официантами, принимавшими Богуша, как не принимали бы президента, остался в родном городе, а московские злачные места Богуш только начал осваивать. Он водил Надю в «Старую мансарду» и во что-то драконисто-китайское, с большими золотыми иероглифами у входа.
Всякий раз, поднимая бокал и чокаясь с женой, он говорил ей тихонько:
– Спасибо тебе за Герку…
Она усмехалась – как ей казалось, иронической усмешкой. Знал бы ты, говорила эта усмешка, чего мне это стоило, в одиночку-то, пока наш милый папочка баловал молодую жену…
Но Богуш не отвечал на немой упрек. Он просто знал, что Герка все равно не пропал бы – умный, жизнерадостный, уживчивый Герка, общий любимец. Он вспоминал, кого воспитали сослуживцы, и видел – только Геркой и можно было гордиться. Тем более – парень унаследовал отцовскую статность, отцовское породистое лицо, пока, правда, вся порода ушла в правильный, резких очертаний нос, но некоторую аристократическую тяжесть в чертах парень наживет со временем.
Сейчас Герка готовился к выступлению, которое должно было принести ему славу и деньги. В зале сидели большие люди – Богуш, человек в своем городе довольно значительный, смотрел на этих московских господ снизу вверх. Если «русский Копперфильд» проявит себя достойно – о-о, что начнется!..
Наконец въехали одна за другой машины телевизионщиков. Метель сбила им все графики, они опаздывали, началась суматоха, и Богуш опомнился только в закутке, который называли директорской ложей. Закуток на десять стульев был возле самой сцены, так что сына он видел в профиль, зато хорошо просматривалось закулисье, та его часть, что называется «карман».
Вел вечер приглашенный за немалые деньги почтенный шоумен, любимец прекрасного пола, сейчас подозрительно серьезный. Очевидно, любимец боялся переврать заученные впопыхах научные слова. Еще вчера он вместо «реципиент» упорно произносит «репициент», ужасался, зажимал себе рот и художественно матерился.
