Нонна была в таком состоянии, что Панфилов бы не очень удивился, если бы она вдруг стала рвать рубаху на груди. Вместе с бюстгальтером. Но этого не произошло.
– Тебе надо успокоиться.
– Так успокой меня, капитан! – сбавляя обороты, с кокетством хищной львицы потребовала она.
– Сейчас валерьянки накапаю.
Он знал, что на кухне есть аптечка. Там должно было быть успокаивающее.
– Ну ты шутник, Панфилов! – истерично хохотнула Нонна. – Какая, к черту, валерьянка, о чем ты?.. Мне секс нужен... Грубый животный секс, грубое ты животное!.. Я сестру потеряла, стресс у меня сильный, ты должен помочь мне...
Состояние сильного душевного волнения перешло в стадию депрессивной невменяемости.
Панфилов отвесил ей не сильную, но хлесткую пощечину.
– Это тебе секс.
Вторая оплеуха закончила начатое.
– Это тебе грубое животное.
Нонна пришла в себя. Какое-то время тупо смотрела на него в сумеречном озарении. Затем, накрыв ладонями пылающие щеки, села на краешек нового, густо пахнущего кожей кресла.
– Ты прости меня... Что-то на меня нашло...
– Я понимаю.
– Не понимаешь... Кажется, я спрашивала, что ты здесь делаешь.
– Спрашивала.
– И что ты здесь делаешь?
– Сама что думаешь?
– Выслеживаешь.
– Кого?
– Убийцу.
– Как я его могу выследить? – Панфилов кивнул в сторону осиротелого дома. – Там уже убили всех, кого можно...
– А если убийце этого мало? Если ему еще и Грецкие нужны?
Панфилов невольно поежился. Казалось бы, глупость пьяной женщины, а пробрало до глубин души.
– Ерунду не городи.
– Хорошо, если ерунда. А если нет?.. Что, за Настю беспокоишься?.. Кто за меня бы побеспокоился...
– Муж за тебя пусть беспокоится.
– Муж, – презрительно скривилась Нонна. – Он без виагры даже взгляд на меня поднять не может. Про другое вообще молчу...
– Ну, Грецкий тебя утешает...
– Когда это было... Слушай, ты это откуда знаешь? – встрепенулась Нонна.
– Что знаю?
– Ничего, – спохватившись, мотнула она головой.
– А если хорошо подумать?.. Ведь было же...
– Не твое дело.
– А он с Аллой закрутил.
– Не знаю.
– Да нет, знаешь ты все...
Алла была натурой страстной и распутной. Нонна ничуть не лучше, если не похлеще. Грецкий мог крутить сначала со старшей сестрой, затем переключиться на младшую, помоложе и посвежей. Нонна могла приревновать Антона...
– Что ты на меня взъелся? – возмущенно возопила она.
– Это от большой любви... Ты в Москве где живешь?
– Какая разница?
– Если нет разницы, тогда скажи, – настаивал Панфилов.
