Староста относился к нему приязненно, хотя Фронтен говорил на правильном литературном языке, а старосте этот язык давался с большим трудом. Он поднялся на второй этаж, где над классной комнатой жил Фронтен. Тот сидел за столом в кухне, рядом стояла наполовину опорожненная бутылка рома. Он писал.
Староста сел к столу напротив него. Фронтен налил себе рому, продолжая писать, потом поднял глаза, открыл окно, выбросил в него все, что написал, закрыл окно, достал вторую рюмку, поставил ее на стол перед старостой, наполнил ромом и вновь сел.
– Ну, рассказывай, – сказал он и внимательно выслушал старосту, который подробно изложил свои заботы.
– Претандер, – сказал Фронтен, – в это дело я не хочу вмешиваться. Тебя интересует судьба собаки. А я ненавижу собак. Гете тоже ненавидел собак, он даже ушел с поста директора театра из-за того, что в нем должна была выступать и потом действительно выступала собака. Возможно, Мани – исключение, возможно, этот пес – поэтическое создание, вроде Мефистофеля в образе пуделя. Но спасти его уже не удастся. Слишком сильно он впился зубами в свою жертву. Правда, я не могу поклясться, что он вцепился именно в тот зад, в какой следовало, потому что в такой свалке было не разобрать. Выбрось распрю с пансионатом из головы. Что Эльзи – девка не промах и охоча до мужиков, это факт, и что зад сторожа пострадал, это тоже факт, а факты лучше не трогать.
– О какой свалке ты говоришь? – спросил староста.
– Я в то утро в лесу за флигелем декламировал стихи:
И милый лебедь,
Пьян поцелуем,
Голову клонит
В священно-трезвую воду,
– ответил Фронтен, – которые сами по себе бессмысленны, ибо лебеди не целуются, а отвратительный эпитет «священно-трезвая» совершенно не вяжется с прозрачной водой озера. Но еще бессмысленнее то, что произошло на моих глазах в пансионате перед дверью в кухню. Ох, Претандер, Претандер.
Он умолк, налил себе еще рому и продолжал молча сидеть.
– Что же? – спросил староста. – Что же ты видел?
– Они валялись в луже молока, – ответил Фронтен. – Эльзи, два парня и пес. Я слышал дикие нутряные вопли, долетавшие в лес высоко над пансионатом. Похоже на Вальпургиеву ночь, хотя на дворе было утро.
Он опять налил себе рому.
– Но ты, Претандер, не вмешивайся. Эльзи как-нибудь сама справится. По чести сказать, ей даже и справляться-то нет нужды, она сильнее нас всех. А пес – это правда, что он к тебе сам приблудился?
– Он просто случайно забрел в наше ущелье, – ответил староста.
