Он сказал: все было отлично сделано, и нет ли у меня еще какой-нибудь работы для него. Я сказал: можешь подвезти меня по главной улице примерно к тому месту, где он меня дожидался, когда я был у Зеллары.
Я сел в машину и мы укатили.
— До свиданья, мистер, — сказал он, когда мы подъехали. — Я, конечно, не считаю себя очень сообразительным, но, держу пари, я угадал, вы коп.
— Не говори глупостей, парень, — сказал я ему. — Я торговец бананами из Манзанилло.
— О, йе? — засмеялся он. — В таком случае, я любимая пижама моей знакомой девчонки! Спокойной ночи, босс! Он уехал. Хороший паренек.
Окно в гостиной Зеллары, то самое, с золотистыми занавесками, открыто настежь. Вероятно, она предполагала, что ночь будет жаркой. Что ж, может быть, она и права.
Я влезаю в окно. Тихонько открываю дверь спальни.
На широкой белой кровати, утопая в белых креп-сатиновых простынях, спит Зеллара. Падающий в окно белый свет луны освещает ее лицо. Мне это зрелище очень понравилось.
Она была, ну, прямо, как маленький очаровательный ангелочек! На ней была пижама, вся в каких-то оборочках, а одна грудь высунулась из-под курточки, как будто ей было любопытно посмотреть на что-то.
Я глубоко вздохнул. Беда моя, как вы сами понимаете, и как вы, вероятно, уже могли заметить, в том, что я слишком уж поэтическая натура. Я вечно в поисках прекрасного, если, конечно, я в это время свободен от розысков какого-нибудь головореза или не скрываюсь от чрезмерно пылкой красотки, пытающейся сделать двойной нельсон бедному Лемми.
Стоя в дверях, я думал, что если когда-нибудь мне улыбнется счастье, я заполучу такую же женщину, как Зеллара, но только внешне такую же, и чтобы она не стремилась вручить мне билет в один конец на местное кладбище.
И тут я так громко чихнул, что, вероятно, слышно было даже в Исландии. Я быстро включил свет и увидел, что она уже сидит в постели и жмурится от яркого света. Потом, вдруг широко раскрыв глаза, она разразилась такой бранью на испанском языке, которую я бы никогда не решился повторить даже в присутствии своей глуховатой бабушки.
— Эй, ты, змеиное отродье, — сказал я ей. — Как ты себя чувствуешь? Посмотри на меня: это приведение. Дух Лемми Коушна пришел проведать старую подружку Зеллару, манзанилльского соловья, и я буду теперь каждую полночь приходить к тебе и преследовать тебя своим предсмертным стоном и подсыпать тебе в штанишки по целой горсти острых-преострых крючков. Ну, как тебе нравится такая перспектива, ты, низкопробная, дважды предательница, выродок самой последней потаскушки?
