Здесь я с тобой буду жить в Трезене, Питфеевом царстве,[102] —
Он уж теперь мне милей Крита, отчизны моей.
Сын Нептуна теперь далеко и вернется нескоро:
110 К нам Пирифоя страна не отпускает его.
Что отрицать? Нам обоим Тесей предпочел Пирифоя
И на него променял он и тебя и меня.
Да и не этим одним твой отец нас обоих обидел,
В более важных вещах нас он с тобой оскорблял.
115 Брату голову он размозжил узловатой дубиной
И на съеденье зверям бросил в пустыне сестру.[103]
Храбростью всех превзошла воительниц секироносных
Та, что тебя родила, — сына достойная мать.
Спросишь ты, где же она? От меча Тесея погибла,[104] —
120 Жизнь уберечь ей не мог скрытый под сердцем залог.
В дом он не принял ее, не светил им свадебный факел,
Чтоб не наследовал ты, сын незаконный, отцу.
Братьев тебе он со мною родил, — но рождением братьев
Ты обязан ему, только ему, а не мне.
125 Нет, мой прекрасный, ничем повредить я тебе не хотела, —
Лучше бы разорвалось чрево мое от потуг!
Чти по заслугам теперь отцу постылое ложе,
Ложе, которое он всеми делами отверг!
Скажут: мачеха лечь в объятья пасынка хочет;
130 Пусть не смущают тебе душу пустые слова!
Благочестивый страх был хорош в Сатурновы веки,
Нынче он устарел, скоро умрет он совсем.
Благочестивым лишь то, что приятно нам, сделал Юпитер,
И при супруге-сестре стало дозволено все.
135 Узы родства меж людьми лишь тогда неразрывны бывают,
Если Венера к ним звенья добавит свои.
Да и таить нетрудно любовь: люби без помехи!
Ведь под покровом родства скрыта любая вина.
Если увидят, как мы обнимемся, — нас же похвалят,
140 Скажут, что пасынок мне, мачехе, дорог как сын.
Мужа сурового дверь тебе отпирать не придется,
Красться в потемках ко мне, чтоб сторожей обмануть,
Общий был у нас дом — и будет по-прежнему общим,
Буду тебя целовать, как целовала, — при всех.
145 Ты не рискуешь со мной ничем: если даже увидят
Нас в постели вдвоем — люди похвалят тебя.
Только не медли, прошу, и союз заключи поскорее,
Пусть не терзает тебя так, как меня, Купидон.
Видишь, я не стыжусь до слезной унизиться просьбы.
150 Где ты, гордая речь? Где ты, надменность моя?
Твердо решила я страсть побороть и всесильной не сдаться, —
