От моего дерева лану мне было хорошо видно церемонию извлечения этих ящериц. На тот момент я был пленником всего несколько дней. Однажды, когда солнце стояло высоко, родственники вынесли из хижин на носилках восьмерых мальчиков и расположили их по кругу. Появился шаман, все в том же плаще из перьев, но на его лице была приличествующая случаю яркая раскраска под рептилию. Его задний глаз был убран, а нерв и кровеносные сосуды тянулись вдоль виска и исчезали в пустой глазнице. Некоторое время он плясал и пел, затем приступил к церемониальному извлечению ящериц. Он взял длинный кусок тонкой бечевки и привязал к нему желтую фруктовую мушку – любимое лакомство ящериц. Шумно бормоча молитву, он начал стравливать бечевку в рот первого мальчика, вытянувшегося в струнку.
Затем, приостановившись, шаман начал осторожно тянуть бечевку обратно – как заправский рыбак. Ребенок тем временем принялся повторять свое родовое имя. Племя наблюдало в мертвой тишине. Наконец, голова ящерки высунулась между губ мальчика. Шаман ловко выхватил ее изо рта и отдал одному из помощников, который аккуратно поместил ее в плетеную корзину.
Меня восхитило искусство шамана. Любая неловкость могла привести к тому, что ящерица откажется от мухи, а это, в свою очередь, означало смерть мальчика. Но в тот день все шло хорошо. Ящериц успешно и быстро выманили наружу из желудков семи мальчиков, проходивших ритуал. Они лежали без сил, но довольные, что обряд окончен. Члены племени начали расслабляться.
Но с восьмым мальчиком у шамана возникли затруднения. Его ящерица не подавала признаков жизни, как бы шаман ни поигрывал бечевкой. Мальчик повторял свое имя, стараясь не захныкать. В какой-то момент шаман запустил новую муху, но ответа по-прежнему не было. Я видел на лицах иштулум страх, что ящерица в животе мальчика умерла.
Но шаман не смирялся с поражением. Он выпрямился и театральным жестом обнажил свой задний глаз. Им он таращился на мальчика несколько минут, затем заправил глаз обратно в банановую кожуру и склонился над мелко дрожащим телом. Снова ввел бечевку и, немного помедлив, принялся бережно подергивать. Мальчик продолжал повторять имя, как заклинание, пока звук не сменился долгожданным клекотом, и все, наконец, не увидели голову ящерицы. Шаман извлек ее наружу; выглядела она не слишком хорошо. Даже под всеми слоями краски можно было разглядеть торжество на жутком лице шамана. Если бы он не добился успеха с третьей попытки, она была бы последней, и ребенок вскоре умер бы. Иштулум взревели от радости. Думаю, они были в восторге от мастерства шамана, но еще более – от мальчика, выдержавшего прямой взгляд его чудовищного глаза. Только близость смерти могла сообщить мальчику необходимое мужество.
