Свой маршрут я знал досконально. Я знал, какого цвета почва, где какие камни, сколько листвы сбросило каждое дерево.
Вернувшись в хижину, я увидел перед входом белый «мерседес-бенц».
Из авто вышла Нацуэ Косуги. Я поднял руку в приветствии, сделал несколько упражнений на растяжку, зашел в дом и принял душ.
Когда я показался на террасе, она меня окликнула. Гостья прогуливалась по саду.
– Здоровый способ встретить новый день.
– Банальный способ делиться наблюдениями.
– Покажете картину? Я собиралась вернуться в Токио, но на полпути передумала и вернулась. Я сняла номер в гостинице, здесь, в городе. Вечером пыталась вас застать, но не дозвонилась.
– Я выбрался в бар. Возможно, был как раз неподалеку.
– Ах какая жалость. Подловить бы вас пьяным, я бы точно уговорила продать картину.
Я указал на столик на террасе и, сняв с шеи полотенце, смел со скамьи палую листву. Нацуэ Косуги грациозно поднялась по деревянным ступеням на террасу и уселась.
– Я вас не смущаю? – совершенно некстати поинтересовалась она, всматриваясь в мое лицо.
– Знаете, забавная вы.
– Сегодня утром вы совсем не производите того впечатления, которое создается от ваших работ. Что-то не так.
– Предпочитаете видеть меня пьяным?
– Нет, это тоже не то.
– Так чего же не хватает?
– Вам надо обрести свободу. Причем не то, что вы находите в тюрьме или в этой хижине.
– А поточнее?
– Возможно, нам стоит поискать ее вдвоем.
– Это сложно для моего понимания.
– Я не пытаюсь говорить сложно. Я все думала вчера, чем таким меня зацепили ваши картины. Кажется, я нашла отгадку. У вас удивительный талант, и вы раб этого дара. Вот вы и занялись абстракциями, чтобы освободиться. Ведь так, правда? Если так, значит, я нашла ответ на вопрос, почему вы вдруг переключились на беспредметное искусство. Хотя, может быть, это только для меня было загадкой.
– Знаете, а у вас логический склад ума. Вам обязательно надо во всем разобраться – иначе не успокоитесь. Такие люди склонны попадать в ловушки собственных теорий.
День выдался ясный. Яркие лучи солнца с поразительной отчетливостью в необычных ракурсах высвечивали не только окружающие краски, но и мои собственные слова. Нацуэ Косуги взяла в рот сигарету. Я подвинул ей пепельницу через стол.
– Разрешите посмотреть свою картину, господин Накаги?
Нацуэ Косуги не торопилась вскочить на ноги. Она сидела и курила, чуть склонив голову. Потом поднялась и призывно на меня посмотрела, но я не поддался. Тогда она пошла в одиночестве. До меня доносилось легкое перестукивание каблучков. На фильтре оставленной в пепельнице сигареты остались следы красной губной помады.
