– Как это? – немного нетерпеливо спросил Данглар.
Адамберг всегда говорил медленно, не спеша излагая важное и второстепенное, иногда по дороге теряя суть, и Данглар с трудом это выносил.
– Я говорю о скалах, допустим, они состоят не из цельной породы, а в них есть мягкий и твердый известняк.
– Мягкого известняка в природе не бывает.
– Не важно, Данглар. Есть мягкие куски и твердые, как в любой форме жизни, как во мне и в вас. Так вот скалы. Волны ударяются о них, бьют, и мягкая порода начинает таять.
– «Таять» неподходящее слово.
– Не важно, Данглар. Мягкая порода исчезает. А твердая начинает выступать. Чем больше проходит времени, тем больше рыхлая порода рассеивается при малейшем ветре. В конце жизни от скалы остаются только зазубрины, клыки, известковая пасть, готовая укусить. А на месте слабой породы – промоины, брешь, пустота.
– Ну и что? – не понимал Данглар.
– А то, что я хотел бы знать, не подстерегает ли полицейских и многих других людей, которых била жизнь, такая же эрозия. Мягкое исчезает, оставляя твердое, бесчувственное, жесткое. По сути, это настоящее вырождение.
– И вы хотите знать, не превратитесь ли однажды в эту известковую пасть?
– Да, не становлюсь ли я полицейским.
Данглар немного подумал.
– Если представить вас в виде скалы, тут, я думаю, эрозия ведет себя не так, как у всех. Скажем так, у вас мягкое – это сила, а твердое – это слабость. Поэтому тут все должно быть по-другому.
– А что это меняет?
– Все. Слабая порода выдерживает, все шиворот-навыворот.
Данглар подумал о себе самом, засовывая бумагу в одну из текущих папок.
– А что получилось бы, – снова заговорил он, – если бы скала целиком состояла из мягкой породы? И если бы она была полицейским?
– В конце концов она съежилась бы до размеров шарика, а потом совсем исчезла.
– Веселенькая перспектива!
– Но я думаю, что в природе не существует таких скал. А полицейских и подавно.
– Остается надеяться, – ответил Данглар.
Молодая женщина в нерешительности стояла у дверей комиссариата. То есть там не было надписи «Комиссариат», зато на двери висела блестящая табличка с лаковыми буквами «Полицейская префектура. Уголовный розыск». Это было единственное чистое место здесь. Здание было старое, потемневшее, с закопченными стеклами. Возле окон трудились четверо рабочих, с дьявольским грохотом сверля отверстия в камне, чтобы вставить решетки. Мариза подумала, что комиссариат или уголовный розыск это все равно полиция, а эти были гораздо ближе, чем те, с авеню. Она сделала шаг к двери и снова остановилась. Поль ее предупреждал, что вся полиция будет над ней смеяться. Но она тревожилась за детей. Почему бы не зайти на пять минут? Просто рассказать и уйти.
