Печать и колокол | страница 56



Гость Давида Ивановича рассказывает о Марате, Шарлотте Корде, Жаке Десять Рук, Симоне Эрар, Жозефе Фуше и генерале Россиньоле…

***

– С глаз долой – из сердца вон. Кажется, так говорят русские?

– Да, – подтвердил де Будри, – так говорят в России. – Он снял очки и тут же вновь водрузил их на переносицу.

– К сожалению, это соответствует истине не только в России, – краешком красиво вырезанных губ усмехнулся виконт. – Со времен Адама и Евы людям свойственны легкомыслие и забывчивость. Но, к чести ремесленников Сент-Антуанского предместья, надо сказать, что они не забыли генерала Россиньоля. Память о нем жива до сих пор. И эхом этой памяти стал только что вышедший в Париже роман «Робинзон из Сент-Антуанского предместья». Не изволили читать?

– Нет, – сказал Давид Иванович, хотя роман уже несколько дней как стоял на заветной полке.

– Если желаете, я вам его пришлю.

– Вы очень любезны, виконт, но мои занятия в лицее оставляют слишком мало досуга. Чем примечателен сей роман?

– Только одним, уважаемый господин де Будри: он опровергает приведенную мною пословицу – автор романа рассказывает то, о чем говорят в Сент-Антуанском предместье.

– Вон как?

– В предместье уверены, что Россиньоль жив. Там считают, что он бежал из ссылки в 1805 году и после долгих приключений добрался на шлюпке до берегов Африки, где вскоре основал могущественную негритянскую республику. В этой республике царствуют свобода, равенство и братство. В их честь построен из пальмового дерева храм, в котором люди поклоняются не богам, а отлитым из чистого золота статуям Жан-Жака Руссо, Вольтера, Эберта и Марата.

– Странная фантазия.

– Фантазия? Нет, мечта. Мечту, в отличие от якобинцев, нельзя ни расстрелять, ни сослать, ни гильотинировать. Она бессмертна. Поэтому для Бурбонов мечты французского народа страшнее пушек и кинжалов.

– Чаще всего мечты – всего лишь сказки.

– Но иногда и революции…

Де Будри испытующе посмотрел на своего странного собеседника. Бледное лицо виконта стало еще бледнее. Молодому человеку было не более двадцати – двадцати двух лет.

Виконт де Косее… Нет, его визитер ничем не походил на отпрыска старинного дворянского рода: ни манерами, ни мыслями. Тайный агент царской полиции?

Может быть, на него донес кто-то из лицеистов?

Нет, конечно, нет. Но кто же он тогда и что ему нужно от преподавателя Царскосельского лицея господина де Будри?

Непонятный визит с каждой минутой становился для Давида Ивановича все более тягостным. Де Косее бередил уже зажившие раны.