Роб, извиняясь, развел руками.
– Может, мне зря пришло в голову захватить с собой эту брошюру...
– Нет, Роб, ты все сделал правильно, – не дала ему договорить Катарина. – Он был такой несчастный все последнее время из-за этого переезда. Может, повеселеет...
– Я знаю, что с ним, – сказал Роб. – Сколько ему? Пятнадцать?
– Шестнадцать.
– Для мальчишек это тяжелый возраст. Мне было столько же, когда моя мать познакомилась с моим... – внезапно смолкнув, Роб помычал и неловко сменил тему: – В общем, в это время хорошо бы держать его на длинном поводке, понимаешь? С одной стороны, ему хочется изведать что-то новое, а с другой, хочется, чтоб ничего не менялось.
Катарина, между тем, закончила про себя фразу, которую на полуслове оборвал Роб. «Когда моя мать познакомилась с моим отчимом» – вот что он собирался сказать. Стоя на веранде в лучах закатного солнца, она внимательно на него посмотрела. Ей ответил его синий, вопросительный взгляд.
Оба молчали.
Им не требовалось никаких слов.
* * *
Около двух часов ночи Катарина очнулась от беспокойного сна. Некоторое время не удавалось уразуметь, что не так, но когда она поняла, что за окном не шум нью-йоркских улиц, а звон цикад, и что вдыхает она не пересушенный воздух квартиры, а душистый тропический, все встало на свои места. Она спустила ноги на пол и, поежившись от ночной прохлады горных широт, накинула толстый махровый халат. На веранде обнаружилось, что Майклу тоже не спится. Она тихо подошла к нему, помолчала, глядя в небо, усыпанное такой россыпью звезд, какую видела только в Африке. Потом мягко положила руку на плечо сына.
– Ну что, милый? Ведь не так уж здесь плохо, а?
Майкл ответил не сразу, сначала пожал плечами, а когда, наконец, заговорил, в голосе его было больше боли, чем гнева.
– Нет, здесь неплохо. По правде сказать, здесь очень даже красиво. Но, понимаешь, мам, дела в Нью-Йорке только-только стали налаживаться. И что, если здесь у меня не будет друзей, или я не сумею попасть в легкоатлетическую команду, или...
– Или ты дашь себе шанс и попробуешь свои силы, – перебила его Катарина. – Завтра у тебя урок подводного плавания, так что кое-какие плюсы в твоем положении все-таки есть, а?
Они еще с несколько минут помолчали, стоя в темноте, и Катарина подумала, что молчание сына – лучший из его возможных ответов. Он даже не отстранился от ее поцелуя на ночь, что тоже было хорошим знаком: может быть, все еще утрясется само собой.
