- Православный, - обратился к нему Ефрем, - далече ли тут до деревни?
- Нет, не далече. До села Малого верст пять осталось.
- Беда как пить хочется!
- Как не хотеть! - сказал странный мужик и усмехнулся. - Жарит не приведи бог как! Жара, почитай, градусов в пятьдесят, а то и больше... Тебя как звать?
- Ефрем, парень...
- Ну, а меня - Кузьма... Чай, слыхал, как свахи говорят: я за своего Кузьму кого хочешь возьму.
Кузьма стал одной ногой на колесо, вытянул губы и приложился к образу.
- А далече едешь? - спросил он.
- Далече, православный! Был и в Курском, и в самой Москве был, а теперь поспешаю в Нижний на ярманку.
- На храм собираешь?
- На храм, парень... Царице небесной Казанской... Погорел храм-то!
- Отчего погорел?
Лениво поворачивая языком, Ефрем стал рассказывать, как у них в Малиновцах под самый Ильин день молния ударила в церковь. Мужики и причт, как нарочно, были в поле.
- Ребята, которые остались, завидели дым, хотели было в набат ударить, да, знать, прогневался Илья-пророк, церковь была заперши, и колокольню всю как есть полымем обхватило, так что и не достанешь того набата... Приходим с поля, а церковь, боже мой, так и пышет - подступиться страшно!
Кузьма шел рядом и слушал. Был он трезв, но шел, точно пьяный, размахивая руками, то сбоку телеги, то впереди...
- Ну, а ты как? На жалованье, что ли? - спросил он.
- Какое наше жалованье! За спасенье души ездим, мир послал...
- Так задаром и ездишь?
- А кто ж будет платить? Не по своей охоте еду, мир послал, да ведь мир за меня и хлеб уберет, и рожь посеет, и повинности справит... Стало быть, не задаром!
- А живешь чем?
- Христа ради.
- Меринок-то у тебя мирской?
- Мирской...
- Та-ак, братец ты мой... Покурить у тебя нету?
- Не курю, парень.
- А ежели у тебя лошадь издохнет, что тогда делать станешь? На чем поедешь?
- Зачем ей дохнуть? Не надо дохнуть...
- Ну, а ежели... разбойники на тебя нападут?
И болтливый Кузьма спросил еще: куда денутся деньги и лошадь, если сам Ефрем умрет? куда народ будет класть монету, если кружка вдруг окажется полной? что, если у кружки дно провалится, и т. п. А Ефрем, не успевая отвечать, только отдувался и удивленно поглядывал на своего спутника.
- Какая она у тебя пузатая! - болтал Кузьма, толкая кулаком кружку. Ого, тяжелая! Небось, и серебра пропасть, а? А что, ежели б, скажем, тут одно только серебро было? Послушай, а много собрал за дорогу?
- Не считал, не знаю. Народ и медь кладет, и серебро, а сколько - мне не видать.
