Тяжело вздохнув, директор Охранки отошел от растерявшегося Олега и тяжело опустился на свое место.
– Вот вам мой совет, Олег Захарович. Совет человека пусть и не намного старше вас самого, но куда более умудренного опытом жизни. Забудьте про рабочих. У Охранного отделения хватает головной боли и без тред-юнионов на российский лад.
Забудьте и займитесь чем-нибудь еще. И уж боже упаси вас вести такие разговоры за пределами данной комнаты, даже со своими коллегами по работе. Другие далеко не столь терпимы, как мы с Евстратием. Если на вас поступит донос, я… буду вынужден принять меры.
– Вы предлагаете спрятать голову в песок? – горько спросил Олег. – Когда, вы знаете, что работа именно в этом направлении способна предотвратить революцию? А ведь она случится, неизбежно случится, я это вижу. Истории наших миров имеют слишком много схожего, и не думаю, что это случайно. Даже названия "Ростания" и "Россия" звучат похоже. Вас предали однажды, и теперь вы настолько напуганы, что позволите себе безучастно стоять в стороне, когда ваша страна на грани краха?
– Разговор окончен, Олег Захарович, – тихо произнес Зубатов, избегая его взгляда. – Идите. Филеры, которых вы так блестяще вычислили сегодня, не понесут наказания, наблюдение за вами будет снято. Но тему для работы вы подыщете себе другую. Все, свободны.
Олег хотел было возразить, но внезапно почувствовал страшную усталость. Язык просто отказывался повиноваться, тело охватила слабость. Туман перед глазами сгущался. Он тяжело поднялся со стула, постоял пару секунд, ухватившись за спинку, и медленно вышел.
Когда за ним закрылась дверь, в кабинете воцарилась напряженная тишина. Наконец Медников заговорил, тяжело роняя слова:
– Похоже, Сергей, ты притягиваешь к себе революционеров. И как только тебе это удается?
– Рыбак рыбака видит издалека, – холодно усмехнулся директор Охранки. – Понимаешь, Евстратий, это просто поветрие какое-то. Столько честных порядочных людей верят, что Империя должна измениться… И далеко не все они пошли в "товарищи", не все взяли в руки бомбы и револьверы. В воздухе носится что-то такое, что меняет всех. Империя прогнила, и наше позорное поражение в войне показало это лучше всего. Я до последнего буду держать руку государя императора, но, чувствую, многие предадут его при первой же возможности.
– Да, просто поветрие, – вздохнул в ответ Медников. – Хорошо моим филерам – они получают приказы и четко знают, что хорошо и что плохо. Кто бы разъяснил это нам с тобой? Ох, ладно. Ты действительно хочешь снять наблюдение за Кислицыным?
