– Скажите, Болеслав Пшемыслович, – обратился он к спутнику. – Вот тут пишут про рабочих. И давно у вас… бунты эти?
– Да уж давненько, – буркнул тот. Тема явно была ему неприятна. – В январе в столице по ним даже стрелять пришлось, собрались целой толпой и поперли с какой-то петицией. С тех пор то тут, то там какая-то смута, жандармы постреливают по большей части в воздух, но иногда и в людей. Бомбистов развелось – житья никакого не стало. После того, как в Думу выборы объявили, какие-то партии и союзы сбиваться начали, ладно еще за государя-императора. А то ведь и совсем наоборот есть, социалисты-демократы да социалисты-революционеры. С ног сбиваемся…
– И требуют расценок справедливых, рабочий день нормированный, карточки отменить…
– Чего? – удивился Крупецкий. – Какие карточки? Нет, пан, про карточки я ничего не знаю, а вот прочее – все правильно. Забыли свое место, пся крев!
Олег умолк, переваривая информацию. Старая жизнь внезапно волной нахлынула на него. Почти забытая за последние недели роль Народного Председателя вдруг ярко ожила в памяти. Проблемы, ушедшие куда-то на задворки сознания, всплыли и потребовали было своей доли внимания, но Олег усилием воли заставил себя не думать про них. Какой смысл забивать себе голову тем, что осталось где-то в ином мире? Здесь и сейчас куда важнее.
Остаток пути ехали молча. Впрочем, до места добрались быстро. Уже минут через двадцать – Олег засек по своим неправильным здесь часам – они свернули на тихую, усаженную тополями улочку с одноэтажными деревянными домами, обнесенными невысоким частоколом. Возле одного из них пролетка, повинуясь указаниям Крупецкого, и остановилась.
– Приехали, Олег Захарович, – провожатый высыпал несколько монет в подставленную горсть кучера и соскочил на землю. – Лаврушинский переулок, дом три. Поживете пока здесь, а там видно будет.
Дождавшись, пока экипаж отъедет, он толкнул калитку и по-хозяйски вошел во двор.
– Степан! – громко крикнул он. – Эй, Степан!
– Иду, ваше сиятельство! – откликнулся чей-то голос. – Сию минуту иду!
Из боковой двери выскочил неприметный мужичонка весьма потрепанного вида, лет сорока с хвостиком. Простые полотняные штаны покрывали заплаты, верхняя одежда – что-то среднее между легкой курткой и пальто – светилась прорехами. Сквозь редкие волосы на макушке виднелась солидная лысина.
– Вот тебе, Степан, новый постоялец, – сказал ему Крупецкий. – Зовут Олег Захарович, в городе он человек новый, так что расскажешь и покажешь ему все, что потребуется. Плата – как обычно.
