Компартия ощущала недостаток в острых перьях для новой, более чем когда-либо ожесточенной предвыборной борьбы.
На сей раз Эрнсту не пришлось Роберта уговаривать. По поспешности, с какой тот согласился принять участие в выборной кампании, Эрнст понял без труда, что в лице Маргрет он и его товарищи обрели неожиданного и влиятельного союзника. Даже это не смогло способствовать росту его симпатий к Маргрет.
Они не виделись с Робертом опять почти до конца ноября. Компартия завоевала целых сто мандатов. Национал-социалисты потеряли два миллиона голосов и окончательно погорели на последних выборах. Роберт был в исключительно бодром настроении и то и дело повторял:
– Честное слово, как говорит Эберхардт-старший, я склонен поверить, что наши соотечественники начали умнеть!
На свидание с Эрнстом он пришел необычайно возбужденный. По дороге его и Маргрет остановили два штурмовика с кружкой, прося милостыню. Маргрет вместо ответа плюнула им в кружку. Дело чуть не дошло до драки. Роберту еле удалось отвести невесту. Хотя он и называл Маргрет сумасшедшей, видно было, что он немало гордится ее поступком.
Эрнст на этот раз не разделял оптимизма своего друга: небывалая победа компартии, ставшей теперь одной из могущественнейших партий страны, неизбежно объединит против нее всех врагов.
Роберт обозвал приятеля ипохондриком и попросил, чтобы тот не портил ему хорошего настроения…
два месяца спустя, 30 января 1933 года, богемский ефрейтор Адольф Гитлер был назначен рейхсканцлером.
Эрнст, затерянный в толпе, брел в этот вечер по Виль-гельмштрассе. Бесконечная процессия коричневых факельщиков тянулась часами по бесконечной улице. Газеты насчитали их в этот вечер свыше двадцати пяти тысяч. Из окна своего дворца кланялся седой деревянный президент. Рядом с ним, раскланиваясь направо и налево, стоял человек с коротко подстриженными усиками, хорошо знакомыми всем по страницам «Симплициссимуса» и других юмористических журналов. Продавщицы магазинов и девушки легкого поведения, проходя по улицам в этот вечер, напевали популярную песенку: «Красивый Адольф, красивый Адольф, какой он душка, какой он плут!…»
25 февраля, в половине десятого вечера, по Берлину, рыча, пролетели одна за другой десятки моторизованных колесниц, набитых людьми в пылающих медью касках. К полуночи по городу пошел слух, что штурмовики подожгли рейхстаг: начинается!
Эрнст, явившийся к этому часу на свидание с двумя партийными товарищами (местом явки была небольшая пивная в окрестностях Фридрихштрассе), узнал об этом только здесь. Завсегдатаи пивной взволнованным шепотком обсуждали событие. Они склонны были толковать его иносказательно: поджог рейхстага штурмовиками должен был, очевидно, символизировать крах парламентского режима. Горевать особенно не о чем! Эта досужая говорильня, распускаемая в последнее время чуть ли не каждый месяц, эти ежемесячные новые выборы всем успели изрядно надоесть. Германии необходимо правительство сильной руки, которое положило бы конец партийным раздорам и поставило бы на ноги хозяйство! Дальше так продолжаться не может! Если это сумеет сделать Гитлер, пусть будет Гитлер. Он должен сказать всей стране, как в начале войны сказал кайзер: «Я не знаю партий, есть только немцы!» Трезво мыслящие люди, перечисляя грехи парламента, давно говорили: пусть он сгорит!
