А проехали мост – колдобины на дороге и крутой подъем, примыкавший наверху к широко раскинувшейся Красной площади. Заваливало на подъеме царицу Прасковью и ее царевен к задней стенке кареты, и когда эта дорожная мука кончится? Невесть когда, она только что началась!
Берег Москва-реки заполнен пригнанными с верховья плотами со строевым и расхожим дровяным лесом. Тут, на государевом щепном дворе, готовились срубы для разных дворцовых зданий, на торгу продавались бревна и дрова, а бондари сколачивали кадушки. Перед Красной площадью на самом взгорье церковь Покрова-на-Рву. Ее и Покровским собором зовут, и храмом Василия Блаженного. Хоть бы он, святитель блаженненький, облегчил трудный путь, – и царица Прасковья, молитвенно взглянув на храм, истово покрестилась. Бойким, суетливым и шумным было здесь придорожье. Словно нарочно, – кто кого перекричит, перешумит, – раздавались громкие голоса, побрякушки, звон, свист. Взмывала в поднебесный простор истошная задичавшая пьяная песня, а в нее врывался чей-то вой, рев и визг. Тут и дудочники-игрецы, и сопельщики: один скоморох будто за троих говорунов ведет скорый прибауточный разговор, другой – свищет разными птичьими посвистами. Кто промышляет шутками, гаерством, а кто плясками да фокусами потешает сбившихся в кучу бездельных зевак. Здесь кружала и харчевни, погреба с хмельной медовой сытью, со своим хлебным и фряжским вином, – есть чего хлебнуть бражникам. Хмельное продается и на вынос в глиняных кувшинах и кружках. Иной, уже вдрызг пропившийся, по строгому завету покойного великого государя Алексея Михайловича, повелевавшего не мешать винопивцам пропивать с себя все, разутый и раздетый, нашел себе справу в старом рогожном куле и, оборвав песню-вой, во всю мочь захрапел, развалившись у самой дороги. А рядом с ним мужик вовсе в чем мать родила.
– Ой, вон мужик телешом лежит, – готова была вся высунуться в окошко кареты царевна Катерина.
– Где, где телешом? – взголчилась Анна.
Царица Прасковья стукнула каждую по затылку.
– Бельмы ваши бесстыжие!..
В бубен колотят, и пьяная баба пляшет. А где пьянство, там срамные слова и блуд. А вон скованные цепями колодники, выведенные для сбора подаяния, чтобы было чем им пропитаться. Юродивый что-то кричит…
У кремля, между Спасским мостом и храмом Василия Блаженного, был поповский крестец – место, где собирались находившиеся не у дел попы и дьяконы, в ожидании, когда кто-нибудь из московских жителей наймет кого из них справить ту или иную требу либо у градожителя на дому, либо на кладбище. Здесь же стояла тиунская изба, в которой патриаршие дьяки взимали с подрядившихся на исполнение требы священнослужителей пошлину. С неведомо-давних пор повелось тут поповское сборище, и раздосадованный свидетель непотребных дел, свершавшихся на крестце, доносил патриарху Иову: «А сходятся безместные попы и дьяконы у Фроловского моста (как тогда называли мост у Спасских ворот), меж собой бранятся и укоризны чинят скорбные и смехотворные, а иные меж себя играют и борются, в кулачки бьются, а которые наймутся обедню служить, и они с своей братьею, с которыми бранилися, не простясь, божию литургию служат».
