Думая так, он одновременно каким-то вторым или третьим планом отмечал, ощущая саднение в груди, что быков-то тех живых, которые в стаде, не убивают до конца на бойне, пришибают только и обдирают шкуру с живых еще, чтоб кровь лучше сходила…
Он опять с раздражением подумал о дозиметристе, теперь уже попристальнее присмотревшись к нему. Красивый, стройный парень. Такие нравятся женщинам. Опять же – сам себе цену знает…
Фомич вспомнил его в обычной обстановке. Нагловат, плещет превосходством, не так чтобы напрямую, а как-то утонченно. И придраться трудно. А дураком все же ощущаешь себя рядом с ним. Но сейчас вот лоск сшибло. И даже волнистые каштановые волосы, которые в обычности тоже отдавали нахальством, сейчас выбивались из-под белого лавсанового чепца как-то жалко, и казалось, тоже бледнели и дергались.
Фомич с трудом вспомнил его фамилию: «Кажется, Цариков… Точно – Цариков…»
– Ну, Цариков, не тяни! – крикнул Фомич зычно. – Слышь, наяривает?.. Так и перепонки порвать можно.
Дозиметрист вздрогнул. Лицо его вдруг затряслось, завибрировало. Глаза бегали из стороны в сторону, но как-то не глядели на ремонтников. Он уже задвигал руками, делая ими вроде как бы отстраняющие движения. Чудилось, что он хочет что-то сказать, но голосовые связки у него, видать, слегка подзаклинило от волнения.
Он заговорил, сильно натужившись, покраснев и будто выталкивая из себя слова. Всем уже было ясно, что надо разойтись по сторонам от двери центрального зала, когда наконец Цариков сдавленно выкрикнул!
– В-в-в с-сторону! Н-ну!
Какой-то странной походкой, будто не он сам шагал, а ему переставляли ноги посторонние, Цариков подошел к двери центрального зала и потянул скобу. Дверь не поддавалась. Цариков недоуменно посмотрел на ремонтников, как бы говоря: «Вот видите, тяну… А она…»
«Ах, черт, скис… – мелькнуло у Пробкина. – Надо брать на буксир…»
Он подскочил к двери, тоже вцепился в скобу и с силой потянул на себя, поняв, что дозиметрист или сачковал, или действительно здорово ослаб от страха.
Чугунная трехтонная дверь подалась, пошла, и в этот миг, когда она открылась, в коридор шквалом ворвался басистый, оглушающий, какой-то канонадный гул ревунов. В ушах и ноздрях сильно защекотало от вибрирующего сотрясения воздуха. Казалось, и сам пол вибрировал, потому что слегка щекотало подошвы.
«Ему-то не положили на лапу…» – подумал Фомич и потянул руку к переключателю диапазонов, но Цариков оттолкнул его.
