Уже на пороге анфилады комнат, являвшейся гордостью архитектурного вкуса Ван Ден Брандтов, слышалась неистовая музыка оркестра. Гости танцевали. Некоторым это нравилось. Другие, как, впрочем, и Кэтрин, занимались своими делами. В углу, недалеко от маленькой портативной стойки, Джозеф говорил: «Я знаю один трюк…» Кэтрин улыбалась. Этот «трюк» означал, что в какой-то определенный момент, и безусловно в ближайший, деньги этого толстяка, слушавшего ее мужа, перейдут из его кармана в карман Ван Ден Брандта. Еще не было случая, чтобы операция протекала в обратном направлении. Доллары, доллары, доллары, доллары, доллары, доллары… Бронсон танцевал со своей женой Моникой – у нее была сверхъестественная красота статуи.
Вереница автомобилей около дома становилась все длиннее. Было очень тихо. Калифорния великолепна в середине марта. С Тихого океана, который был совсем рядом, доносился легкий ветерок. В саду уже уединялись пары. На террасе можно было услышать прерывистый шепот, приглушенный смех, вызванный неубедительным ответом, шелест вечерних платьев.
Кэтрин стоически играла свою роль хозяйки, хотя ей и было скучно играть эту роль в одиночестве. «Если бы Софи была здесь! Или хотя бы Патриция. Нет, лучше Софи», – Кэтрин думала сегодня о своей старшей дочери без неприязни, хотя обычно она ее раздражала.
Софи было 22 года. Кроме черных волос, она от матери ничего не унаследовала. Во всем остальном она походила на Ван Ден Брандтов – характерное для них плотное сложение, крупные глаза и самоуверенность. Бог создал нефть, следовательно, бог велик и заслуживает поклонения, но Ван Ден Брандты делают нефтяной бизнес, поэтому они так же близки богу, как Магомет аллаху.
Софи никогда не смеялась слишком громко, ела устрицы вилкой и дружила только с нужными людьми. И, что самое ужасное, – все это делалось не по расчету, а было у нее в крови. Замуж она вышла за какого-то дурня, по имени Гарри Бромфилд, единственного сына банкира Бромфилда, специализировавшегося на дальневосточных делах. Софи жила теперь в Токио, где ее муж управлял японским отделением банка.
«Она меня утомляет, – думает Кэтрин, – хотя она находчива и всегда знает, что следует, например, сказать жене доктора, про которую все, кроме ничего не подозревающего мужа, знают, что она является любовницей сенатора». В светских отношениях Кэтрин видела одну лишь скуку.
Патриция не имела с Софи ничего общего. Она была необыкновенно хороша и упряма как осел, ирландка до мозга костей. Два месяца назад ей исполнилось 18 лет. На этом балу она ничем не помогла бы матери. Она безумно веселилась бы, смеялась, флиртовала и танцевала до сумасшествия. Она бы немного выпила, не слишком, конечно, а ровно столько, чтобы стать зажигательной. Водопад рыжих волос, в которых ни один гребень не держался больше пяти минут, глаза, похожие на материнские, – жизнь била в ней ключом. Патриция любила одеваться в белое и ненавидела драгоценности.
