– А как купцы и их челядь? Людишки как?
– Сагиб-Гирей не данник твоего господина и не намерен охранять от гнева правоверных ни купцов, ни других гяуров. Они отданы на волю правоверных, да поступят они по воле Аллаха, предопределяющего судьбу всего живого на земле.
Чем мог он, воевода, помочь несчастным? Не разглядел прежде заговора, оттого и гибнут православные. Грех на нем да на после Василии Юрьеве за их смерть. Значит, по чести если, смертную чашу и им надобно испить. Хотел воевода Карпов бросить дерзкое слово в лицо самодовольного басурманина, но сдержался, ибо посчитал, что не в праве решать судьбу всех единолично. Ответил, поразмыслив:
– Погоди ответа. Совет решит, принять твое предложение или отвергнуть.
Сам воевода настроен был стоять насмерть. Погибнуть со славою, а не в бесчестье. Дружинники его, каких он пригласил на совет, поддерживали воеводу, но как ни упрямились, победило мнение Василия Юрьева, посла царева:
– Мертвые не имут сраму, вы правы, но мы – слуги государевы, и наша жизнь принадлежит ему. Наши письма царю Василию Ивановичу коварные татары перехватили, и он не ведает, что творится здесь. Ради того, чтобы Федор Карпов доставил в Москву весть о гибели нашей, нужно согласиться даже на бесчестную смерть. Даже жестокую. И еще одно хочу сказать: Сагиб-Гирей намерен письмо царю нашему послать с воеводой. Мира, как говорит его советник, станет просить. Если это действительно так?
– Иль татарам верить можно? Только разоружись, они тут же…
– Верно. Слово их не стоит ломанного гроша. Мы знаем это хорошо. Только если не согласимся этот крест на себя взять – ни царь, ни православный русский люд не простят нам. Грешно нам думать только о себе, о своей славе.
Вот так он повернул. Именем царя веся Руси призвал принять милость коварных басурман. Нехотя, но согласились и воевода, и дружинники. И, как получилось, зря. Лучше бы погибли в неравном бою.
Воеводу, правда, отпустили вместе с Шахом-Али и его женами, посла заточили в зиндон, а ратниками набили, как бочку селедкой, дырявый амбар, не выпускали из него даже по нужде, а кормить, похоже, не собирались. Когда же пленники высказали недовольство, их обвинили в мятеже и изрубили, как капусту.
Без пользы оказалась и весть воеводы царю своему Василию Ивановичу. Не только потому, что слишком запоздала, но и оттого, что была ложной. Успокаивающей. Впрочем, до встречи Федора Карпова с царем веся Руси было еще далеко.
Ночью, чтобы не нашлись бы в городе сочувствующие и не устроили бы беспорядки, выдворил Сагиб-Гирей за ворота отрекшегося от ханства Шаха-Али, его жен и воеводу московского им в придачу. Не дал ни одной вьючной лошади, ни одной повозки. Верховых коней тоже не выделил. Лишь в насмешку подвели полудохлую клячу с обтрепанной сбруей Шаху-Али. С издевкой пояснили:
