Моему умирающему отцу снится, что он умирает. И в то же время это сон обо мне. Вот этот сон: когда распространилась весть о болезни моего отца, во дворе начали собираться скорбящие, сперва было лишь несколько человек, но вскоре их стало много, дюжина, потом две, потом полсотни, все толпились во дворе, топча кусты, цветы, набивались под навес для машин, когда припускал дождь. В отцовском сне они стояли плечом к плечу, раскачиваясь и стеная, ожидая объявление о его выздоровлении. Конец этому положило мимолетное видение отца в окне ванной комнаты, когда он промелькнул в нем, что вызвало неистовые и радостные вопли. Мы с матерью наблюдали за ними в окно гостиной, не зная, что делать. Вид у некоторых из собравшихся был бедный. Одежда на них была старая и драная, лица заросли волосом. Мать чувствовала себя неловко; глядя, как они устремляют скорбные взоры на окна второго этажа, она теребила пуговички на своей блузке. Но были там и другие, которые выглядели так, словно им пришлось оторваться от очень важных дел, чтобы прийти сюда оплакивать моего отца. Они сняли свои галстуки и засунули в карманы, на ранты их начищенных туфель налипла земля, у некоторых были при себе мобильные телефоны, по которым они сообщали о происходящем тем, кто не смог прийти. Мужчины и женщины, старые и молодые, — все застыли в ожидании, глядя вверх на освещенное окно моего отца. Долгое время все оставалось по-прежнему, никаких серьезных изменений. Я хочу сказать, они стали частью нашей жизни — люди во дворе. Но в конце концов мы не выдержали, и через несколько недель мать попросила меня предложить им разойтись.
Я так и сделал. Но к этому времени они уже прочно обосновались на своей позиции. Под магнолией устроили импровизированный буфет, где были хлеб, чили и пареная брокколи. Они все время надоедали матери, прося вилки и ложки, которые возвращали испачканными застывшим чили, который было непросто отмывать. На лужайке, где я привык играть в футбол с соседскими ребятами, появился небольшой палаточный городок, и даже поговаривали, что там родился ребенок. Один из бизнесменов, имевших при себе мобильный телефон, устроил на пне своеобразный информационный центр, и желавшие послать весточку своим далеким любимым или узнать, есть ли какие новости о состоянии моего отца, шли к нему.
Но в центре двора восседал в плетеном кресле старик, надзиравший за всем происходившим. Прежде, насколько знаю, я его никогда не видел (или так думал во сне отец), но почему-то он казался мне знакомым — посторонний, но не чужой мне. Время от времени кто-нибудь подходил к нему и что-то говорил на ухо. Он внимательно выслушивал, секунду размышлял над услышанным, а потом или кивал, или отрицательно мотал головой. У него была густая белая борода и очки, на голове рыбацкая шапочка, в которую было воткнуто несколько самодельных искусственных мух. И поскольку он выглядел главным во всей той компании, я первым делом направился к нему.
