— Она моя, — сказал Дон Прайс.
Он был такой же высокий, как Эдвард, и даже шире его в плечах. Его отец владел компанией, занимавшейся автоперевозками, и Дон работал у него в летние каникулы, грузя и разгружая тягачи с прицепами, что было видно по его мускулатуре.
— Не знал, что она чья-то собственность, — ответил мой отец.
— Теперь будешь знать, деревенщина, — сказал Дон.
Он посмотрел на нее, по-прежнему сидевшую в машине, и позвал:
— Сандра!
Но Сандра не двинулась с места. Просто сидела и думала.
— Мы собираемся пожениться, — сказал Дон моему отцу. — Я попросил ее выйти за меня, деревенщина. Или она тебе этого не говорила?
— Вопрос в том, что она тебе ответила.
Дон Прайс промолчал, лишь засопел и прищурился, как собирающийся наброситься бык.
— Да я могу тебя на кусочки разорвать, как бумаж-ную куклу, — наконец пригрозил он.
— Вроде бы не за что, — ответил мой отец.
— Будет за что, — сказал Дон Прайс. — Если только Сэнди не пересядет в мою машину. Немедленно.
— Она не собирается пересаживаться, Дон.
Дон Прайс рассмеялся:
— Кто ты, к черту, такой, чтобы отвечать за нее?
— Ты пьян, Дон, — сказал мой отец. — Я отвезу ее с горы вниз, а дальше она сможет ехать с тобой, если захочет. Ну как, договорились?
Но Дон Прайс только еще громче засмеялся. Хотя он и помнил, что увидел в стеклянном глазу старой женщины несколько недель назад, он все равно смеялся.
Спасибо за предложение, деревенщина, — сказал он. — Спасибо, но так не пойдет.
Дон Прайс бросился на моего отца, как бешеный бык, но мой отец был еще сильней, и какое-то время они дрались, не жалея друг друга. Их лица были в крови, которая текла из разбитых носов и губ, но в конце концов Дон Прайс рухнул наземь и не поднимался, а мой отец с победоносным видом стоял над ним. Затем он втащил обмякшее и болящее тело поверженного соперника на заднее сиденье своей машины и повез Дона Прайса и мою мать обратно в город. Он довез ее до дома и остановился во тьме глубокой ночи, а на заднем сиденье продолжал тихо стонать Дон Прайс.
Отец и мать долго сидели, не говоря ни слова. Тишина стояла такая, что они могли слышать мысли друг Друга. Потом мой отец сказал:
— Он просил твоей руки, Сэнди?
— Да, — ответила моя мать. — Просил.
— И что же ты ему ответила?
— Я ответила, что мне надо подумать.
— И?
— И, подумав, я решила, — сказала она, беря в свои ладони окровавленную руку моего отца.
И они слились в поцелуе.
