В поисках древних кладов | страница 73
Зуга медленно поднялся и положил руку на накрытое одеялом плечо.
— Ты победил, старик. Забирай свои секреты с собой. — Он ощутил через ткань искривленные старые кости, тихонько потряс мертвого Харкнесса и поспешно вышел.
Дел оставалось еще много. Остаток дня ушел на то, чтобы снова перебраться через перевал, доехать до магистрата и вернуться обратно с коронером[1] и его помощниками.
В тот же вечер они похоронили Томаса Харкнесса, завернутого в одеяло, в роще мимузопсов, так как жара в долине стояла удушающая и не было времени ждать, пока из города доставят гроб.
Зуга оставил имущество покойного на попечение коронера. Тот опишет инвентарь и скот, оставшиеся во дворе, и опечатает двери старого дома, пока не найдется наследник.
Молодой Баллантайн вернулся домой в золотистых капских сумерках, его сапоги были покрыты пылью, рубашка заскорузла от пота. Дневные приключения измучили его, он пал духом, горевал о смерти старика и злился на его последнюю шутку.
Перед домом слуга взял лошадь под уздцы.
— Вы доставили письмо капитану Кодрингтону? — спросил Зуга и, едва дождавшись ответа, отправился в дом. Ему необходимо было выпить. Когда он наливал виски в покрытый гравировкой хрустальный бокал, вошла Робин. Сестра мимоходом поцеловала его в щеку, бакенбарды и запах пота защекотали ей нос, и она сморщилась.
— Оденься понаряднее. Сегодня мы ужинаем с Картрайтами, — сказала Робин. — Мне никак не удалось отвертеться. — И добавила, словно вдруг вспомнив: — Да, Зуга, сегодня утром цветной слуга что-то тебе принес. Сразу после твоего отъезда. Я положила это к тебе в кабинет.
— От кого?
Робин пожала плечами.
— Слуга говорил только на испорченном голландском и был чем-то напуган. Он сразу исчез, и я не успела его расспросить.
Не выпуская бокала виски, Зуга подошел к двери кабинета и на пороге внезапно остановился. Справившись с собой, он торопливо шагнул через порог.
Через минуту до Робин донесся его торжествующий смех, и она с любопытством заглянула в раскрытую дверь. Брат стоял спиной к двери у массивного стола нектандрового дерева.
На крышке стола лежал стянутый шнурком мешок из дубленой кожи, из него выпало тускло поблескивающее золотое ожерелье. Рядом была расстелена великолепно иллюстрированная карта, начерченная на пергаменте с льняной подбивкой. В вытянутых руках Зуга держал картину в большой раме, нарисованную масляными красками в ликующих тонах. На переднем плане была изображена стая свирепых диких зверей. Он перевернул картину. На деревянной раме оказалось выгравировано послание: