Мартовские дни 1917 года | страница 7
Если в Петербургѣ 1-го марта, когда рѣшался вопрос о власти, переворот закончился уже побѣдоносно, то оставалось еще неизвѣстным, как на столичныя событія реагирует страна и фронт. Керенскій, не очень слѣдящій за своими словами, в одной из послѣдних книг (La Verité) писал, что к ночи 28-го вся страна с арміей присоединилась, к революціи. Это можно еще с оговоркой сказать о второй столицѣ Имперіи гдѣ ночью 28-го было уже принято обращеніе Городской Думы, к населенію, говорившее, что "ради побѣды и спасенія Россіи Госуд. Дума вступила на путь рѣшительной борьбы со старым и пагубным для нашей родины строем". Но народ, который должен был фактически устранить "от власти тѣх, кто защищал старый порядок, постыдное дѣло измѣны", 1 марта в сущности стал лишь "готовиться к бою", как выражается в своих воспоминаніях непосредственный наблюдатель событій, будущій комиссар градоначальства с.-р. Вознесенскій. Полное бездѣйствіе власти под начальством ген. Мрозовскаго опредѣлило успѣх революціи и ея безкровность: три солдата и рабочій — такова цифра жертв возстанія в Москвѣ... В матери русских городов — Кіевѣ, гдѣ узнали о перевороте лишь 3-го, и гдѣ в этот день газеты все же вышли с обычными "бѣлыми мѣстами", еще перваго был арестован по ордеру губ. жанд. управленія старый народоволец, отставн. полковник Оберучев, вернувшійся из эмиграціи в серединѣ февраля "на родину". Во многих губерніях центра Россіи (Ярославль, Тула и др.) движеніе началось 3-го. Жители Херсона даже 5 марта могли читать воззваніе губернатора Червинскаго о народных безпорядках в Петербургѣ, прекращенных Родзянко в "пользу арміи, Государя и отечества". На фронт вѣсть о революціи естественно пришла еще позже — во многих мѣстах 5-6 марта; об отреченіи Императора на нѣкоторых отдѣльных участках узнали лишь в серединѣ мѣсяца. Мѣстечковый еврей, задавшій в это время одному из мемуаристов (Квашко) вопрос: "а царя, дѣйствительно, больше нѣт, или это только выдумка", — вѣроятно, не был одинок. В захолустье свѣдѣнія о происшедших событіях кое гдѣ проникли лишь к концу мѣсяца. Для иностранных читателей может быть убѣдительно свидѣтельство Керенскаго, что на всем протяженіи Имперіи не нашлось ни одной части, которую фактически можно было двинуть против мятежной столицы, то же, конечно, говорит и Троцкій в своей "Исторіи революціи". Но это мало убѣдительно для русскаго современника, знающаго, что фронтовая масса и значительная часть провинціи о событіях были освѣдомлены лишь послѣ их завершенія.