"Теперь, когда вы возстали и побѣдили — гласило воззваніе к солдатам — к вам приходят... бывшіе враги офицеры, которые называют себя вашими друзьями. Солдаты, лисій хвост нам страшнѣе волчьяго зуба". Для того, чтобы "не обманули дворяне и офицеры — эта романовская шайка — возьмите власть в свои руки, выбирайте сами взводных, ротных и полковых командиров... Всѣ офицеры должны быть под контролем ротных комитетов. Принимайте к себѣ только тѣх офицеров, которых вы знаете, как друзей народа". Слухи о прокламаціи проникли в думскую половину Таврическаго дворца. "Как буря" влетѣл Керенскій, обвиняя издателей прокламаціи в провокаціи. В объективной оцѣнкѣ факта сходились всѣ, и наличный состав Исп. Ком. рѣшил задержать и эту прокламацію до рѣшенія Исп. Ком. на слѣдующій день... На сценѣ выдвинулись другія осложненія. Вновь появившійся Керенскій сообщил, что "соглашеніе сорвано", что цензовики не соглашаются "организовать правительство" при создавшихся условіях. Оказалось, что Соколов по собственной иниціативѣ написал проект деклараціи и огласил ее в средѣ Думскаго Комитета[37].
Она была неудачна — признает Суханов. Посвятив декларацію цѣликом выясненію перед солдатами физіономіи офицерства, Соколов сдѣлал это в тонах, которые давали основаніе для вывода, что никакого контакта, с офицерами быть не может. В думском помѣщеніи, куда немедленно направился Суханов, уже не было "почти никого из прежних участников или зрителей Совѣщанія", и только за столом сидѣли Милюков и Соколов — Милюков передѣлывал соколовскую декларацію: "никаких слѣдов от какого-либо инцидента"... не было. Впослѣдствіи Суханову говорили, что дѣло было вовсе не в неудачном текстѣ проекта Соколова, а в том, что Гучков "устроил род скандала" своим коллегам, и что он отказался участвовать в Правительствѣ, которое лишено права высказываться по "кардинальному вопросу своей будущей политики", т. е. о войнѣ. "Выступленіе Гучкова — пишет Суханов — произвело перетурбацію и возможно, что оно, дѣйствительно, подорвало тот контакт, который, казалось, уже обезпечивал образованіе правительства на требуемых нами основах". То, что говорили Суханову, подтверждает и Милюков в своей исторіи: "когда всѣ эти переговоры были уже закончены, поздно ночью... пріѣхал А. И. Гучков, проведшій весь день в сношеніях с военными частями и в подготовкѣ обороны столицы на случай ожидавшагося еще прихода войск, посланных в Петроград по приказу Николая. П. Возраженіе Гучкова по поводу уже состоявшагося соглашенія побудили оставить весь вопрос открытым". "Только утром слѣдующаго дня, по настоянію М. В. Родзянко, П. Н. Милюков возобновил переговоры". Это утро слѣдующаго дня в изображеніи Суханова наступило через час. Инцидент с выстушеніем Гучкова, котораго мы еще коснемся, вліянія на соглашеніе не имѣл. Гораздо большее разногласіе у Милюкова и Суханова имѣется в вопросѣ о совѣтской деклараціи, которую отчасти написал, отчасти редактировал сам Милюков. Эта декларація в окончательном видѣ состояла из трех абзацев. Ее начал писать Суханов, продолжил, очевидно, Соколов, текст котораго и был замѣнен текстом Милюкова. "Товарищи и граждане, — писал Суханов: приближается полная побѣда русскаго народа над старой властью. Но для побѣды этой нужны еще громадныя усилія, нужна исключительная выдержка и твердость. Нельзя допускать разъединенія и анархіи. Нужно немедленно пресѣкать всѣ безчинства, грабежи, врыванія в частныя квартиры, расхищенія и порчу всякаго рода имущества, безцѣльные захваты общественных учрежденій. Упадок диспиплины и анархія губят революцію и народную свободу".
