Военные действия продолжались несколько недель, это была своеобразная герилья. Против кочевых племен, осадивших британские посты, устраивались засады, проводились репрессивные мероприятия. Сформированные на месте карательные отряды сжигали деревни и урожай на корню, засоряли колодцы, уничтожали запасы противника. В действительности это была гнусная колониальная война, кровопролитная, с проявлениями жестокости с обеих сторон. Наверное, лейтенант Черчилль осознавал это и не мог не испытывать отвращения к подобным методам ведения военных действий. Впрочем, жестокость тактики, избранной британским командованием, возмущала его в разумных пределах. Но в отличие от своих опубликованных работ — статей и написанной на их основе книги «История Малакандской полевой армии», вышедшей в марте 1898 года, — в своих письмах Уинстон не раз вспоминал о жестокости и кровопролитности тех сражений. «Я задаю себе вопрос, — писал он бабушке, герцогине Мальборо, — имеют ли британцы хоть малейшее представление о том, какую войну мы здесь ведем (...) Забыто самое слово „пощада“. Повстанцы пытают раненых, уродуют трупы убитых солдат. Наши войска также не щадят никого, кто попадает к ним в руки, будь то раненый или невредимый. При этом, — добавлял Уинстон, — британские солдаты используют пули дум-дум» — последнее изобретение европейских инженеров (впоследствии Гаагской конвенцией 1899 года использование этих пуль было запрещено). В письме товарищу-офицеру Уинстон рассказывает, как пехотинцы сикхского полка бросили раненого противника в печь для мусора и сожгли его заживо[38].
Все то время, что Черчилль находился на северо-западной границе, он вел себя очень неосторожно. Постоянно подвергал свою жизнь опасности, всегда был в самой гуще событий, щеголял своей храбростью. На самом же деле Уинстон методично проводил в жизнь заранее разработанный план, без прикрас изложенный им в письме матери. «Быть все время на виду, блистать, обращать на себя внимание, — пишет он, — именно так должен поступать человек, чтобы стать героем в глазах публики, в этом залог успешной политической карьеры. Однажды, — продолжал Уинстон, — я проскакал на своей серой лошадке по самой линии огня, тогда как все спрятались в укрытие, может быть, это и глупо, но ставки в моей игре велики, тем более, когда у тебя есть зрители, дерзости нет предела. Ведь ясное дело, когда на тебя никто не смотрит, то и проявлять чудеса храбрости совсем ни к чему». Возвратясь в Бангалор, Черчилль, актер до мозга костей, отметил: «С удовольствием узнал, что мои безумства не остались незамеченными». И принялся описывать, как ему трижды выпадал случай погарцевать под перекрестным огнем на глазах у генерала и его офицеров и тем самым заслужить похвалу своему геройству. Если, в конце концов, Уинстону и не удалось получить медаль, на которую он так надеялся, наш герой был горд тем, что ему, по крайней мере, объявили благодарность в приказе
