Черчилль | страница 23



. Если и есть в этих письмах некоторая доля расчета и склонность к драматизации, жалобы Уинстона, как бы то ни было, красноречиво свидетельствуют о том, что ребенку отчаянно не хватает родительской ласки, и это больно ранит его чувства. С детства окруженный роскошью, символизирующей могущество его семьи, Уинстон вовсе не чувствовал себя защищенным, тем более понятым. Его детство и отрочество были полны страданий.

Однако более серьезного внимания заслуживает следующее обстоятельство. Уинстон Черчилль, как и его предок Мальборо, да и многие великие люди, на протяжении всей своей жизни страдал от приступов глубокой депрессии. С детских лет и до последних дней депрессия была решающим фактором, определяющим его поступки, хотя в большинстве случаев Черчиллю удавалось скрывать свой недуг. В периоды депрессии им овладевало уныние, безысходная тоска терзала его и повергала в отчаяние. Черчилль сознавал, что подвержен психической патологии, и даже называл ее «черной собакой», потому что она неизменно сопровождала его в черные дни неудач.

Психиатр Энтони Сторр, тщательно исследовавший случай Черчилля, обнаружил в его депрессии источник ненасытного честолюбия и кипучей активности премьер-министра. Эти психологические особенности в развитии характера Черчилля нетрудно проследить. Недостаток родительского тепла и чувство одиночества, испытанное в раннем детстве, травмировали душу ребенка. С тех пор он отчаянно хотел преуспеть любыми средствами, чтобы возместить отсутствие любви и преодолеть преследовавшее его чувство неуверенности. Его подвиги для окружающих и для него самого должны были служить доказательством незаурядных способностей и талантов. Одним словом, только всеобщее признание могло убедить этого нелюдимого ребенка в собственной значимости. Отныне восхищение и любовь к нему должны были быть безмерны, как безмерны были страдания отвергнутого ребенка.

Тогда становится понятным глубинный, всеобъемлющий, нередко принимавший чудовищные формы эгоцентризм Черчилля. Становится понятной и неизменная жажда успеха и славы, ведь только завоевав их, он мог заставить замолчать душившие его сомнения в собственной значимости. «Если бы я не преуспел, — писал он своей матери, — для меня это была бы катастрофа! Неудачи разбили бы мне сердце, ведь честолюбие — моя единственная опора»[26]. Чтобы достичь цели, он выковал себе железную волю, он поступал дерзко, бравировал, хотел совершить все подвиги на свете. Черчилль не стремился поразить современников, он жаждал задушить собственную неуверенность, подавить собственный страх. Двойной комплекс неполноценности и превосходства, преследовавший Черчилля всю жизнь, отразился в признании, сделанном им Вайолет Асквит: «Все мы не больше, чем земляные черви, но себя я считаю светляком»