Чтоб спокойно тута жить,
Надо Запад воружить.
А не то наши придут,
Все богатство отберут.
Зря мы что ль с тобой страдали?!
Зря мы что ль недоедали?!
Зря мы что ли?… И так дале.
Я шагаю в кабинет,
Но и там спасенья нет.
Признаюсь вам, конечно - под большим секретом:
И я с рождения в душе был чуточку поэтом.
Но обречен был сочинять помои политбрани,
Да резолюции для проф- и партсобраний.
Теперь свободен я. И обеспечен всем от пуза.
И Нюшка с новыми зубами - чем тебе не Муза?!
Такой комфорт не всякому приснится.
Но стала по ночам тревожить поясница.
И не способен Запад одолеть российский геморрой.
И уж не тянет обличать советский гнусный строй.
Чу, унитаз, как в России, урчит.
Дождик уныло по стеклам стучит.
Язва бушует. И ради-кулит.
Старая Нюшка в подушку скулит.
А мне представляется детства картина…
По полю конная-мчится лавина.
Из рук вырывается алое знамя.
Тот враг, кто не мчится в атаку за нами.
Строчат пулеметы. И пушки гремят.
Враг перепуган. Разгромлен. И смят.
Пусть это - в кино.
Пусть все это - из книжки.
Но мы же - романтики.
Мы же - мальчишки.
Для нас это - жизнь, а не подлый обман.
Но годы прошли. И растаял туман.
"Ура!" отгремело. Умчалися кони.
И бывший романтик в отчаяньи стонет.
Неразлучно я теперь с тоской живу.
Не могу, хотя хочу расстаться с ней.
Удается позабыться наяву,
Заявляется - грызет меня во сне.
Я не дам, конечно, волю той тоске.
Как положено одет буду, обут.
Пусть там думают завидуют в Москве,
Будто я в земном раю витаю тут.
А что агент я, я наврал.
Я этим цену набивал.
