Если бы Бах вел дневник | страница 38
Пан, заводила в состязании певцов, поет в этой арии свою призовую песню. И король Мидас, который присуждает первенство не Фебу Аполлону, а Пану, по мнению Баха, в самом деле заслужил ослиные уши, так как был неспособен различить, где кончается лирическое произведение Баха и где начинается пародия.
Последней кантатой Баха, время написания которой было установлено Спитта, является 116-я кантата, начинающаяся словами Царь мира, господь Иисус Христос. В двух речитативах ее чувствуется отражение трудных, напряженных времен войны: «Протяни же свою руку народу, измученному тревогой». «Здесь может идти речь только о прусском вторжении осенью 1744 года» – пишет Швейтцер… – «Кантата была написана к двадцать пятому воскресенью после дня Троицы, которое в этот год пало на 15 ноября. Музыка полна глубокого смятения, господствовавшего в душе Баха, когда он писал это произведение. Безысходная боль звучит в альтовой арии „О, невыразимая беда»…».
Но в 1745 году эта беда еще больше усилилась. Арнольд Шеринг, вопреки Спитта и Швейтцеру, доказал, что в кантате речь может идти только о
21 ноября этого года лейпцигские газеты сообщают, что прусские гусары страшно опустошают и жгут окрестности города, особенно находящиеся в близком соседстве населенные пункты Голис, Энтриш, Шёнфельд и Кольгартен.
30 ноября было подписано соглашение о сдаче города. Пруссаки реквизировали продовольствие и деньги у «враждебного» населения.
5 декабря во всех церквах был отслужен особый молебен: «Помолимся милосердному богу, чтобы он смягчил и отвел от нас тяжкую кару». 18 декабря пал Дрезден. Через неделю после этого был заключен мир.
«В 1747 году он поехал в Берлин и удостоился по этому случаю милости играть перед Его Величеством королем прусским в Потсдаме».
11 мая «Spenersche Zeitung» сообщает:
«Его Величеству было доложено, что прибыл капельмейстер Бах и сейчас находится в его приемной, где ожидает всемилостивейшего разрешения показать свое искусство. Его Величество отдал приказ немедленно впустить его к себе».
Филипп Эммануил Бах уже с 1740 года был музыкантом в оркестре и аккомпаниатором у Фридриха Великого. Он уже дважды сообщал отцу, что король хотел бы познакомиться с ним лично. Однако к старости Бах все сильнее привязывался к «тихой семейной жизни и к постоянному, непрерывному занятию искусством», поэтому он только теперь решился на эту поездку.
«Король как раз готовился к выступлению на флейте, когда ему передали перечень лиц, прибывших в тот день во дворец. С флейтой в руках он пробежал список глазами, повернулся к собравшимся вокруг него оркестровым музыкантам и сказал чуть взволнованно: „Господа, приехал старик Бах!» Он отложил флейту и немедленно потребовал привести Баха во дворец. Бах остановился у своего сына Эммануила. Ему не дали даже времени, чтобы надеть черную парадную одежду, и он должен был явиться к королю, как был, в дорожном платье. Позже Фридеман говорил, что отец его слегка затянул свои извинения по поводу своей несоответствующей случаю одежды, но король прервал его извинения, после чего между артистом и монархом завязался оживленный диалог».