– И с чего меня так трясет? Иль съел холодного?
– Пить поменьше надо, – вступает в разговор женщина. – Да хоть бы фуфайку надел. А то в одной рубахе. Прямо атлет…
– Да кто ж это в сентябре куфайку носит?
– К примеру, я, – ответил Федот.
– Ты на службе, по необходимости, значит. А я куда хочу, туда пойду.
Степок встал, поддернул штаны.
– Пойду хоть чайку хлебну. У тебя там осталось немножко?
– Осталось. На вот ключ от каюты. – Федот подал ему ключ.
Тот запрыгал по глинистым ковлагам вниз, к пристани. Рубаха на спине его захлопала и вздулась пузырем.
– Господи, посмотришь на него – и то инда мурашки по коже ползут. Вот злыдарь-то! – сказала женщина, кутаясь плотнее в шаль.
– А что он делает?
Я прожил здесь полмесяца и каждый день видел его пьяным.
– Дурака валяет, – ответил Федот.
– Сколько же можно?
– Всю жизнь. Такая уж порода. У него отец сроду не работал. Наймется, бывало, стадо пасти – ребятишек с коровами отошлет, а сам на колокольню звонить. Ни один праздник без его звону не обходился. И руками и ногами дергает колокольные веревки. Только, бывало, голова трясется. Их так и прозвали – Звонарями. Все они вокруг церкви побирались.
– Но церковь уже лет тридцать как закрыли.
– Церковь закрыли – колхоз открылся. Степок сразу в бригадиры. Как же! Беднота… Почет и уважение. Он двадцать с лишним лет все командовал. Надо тебе за дровами съездить – бери поллитру и ступай к Степку. Или огород вспахать… Он вина-то выпил – озеро. Какая уж ему теперь работа?
– Что ж его, за пьянку сняли?
– Да ну! Колхоз объединили. Из нашего целого колхоза одну бригаду сделали. Трех бригадиров за штат.
– И все не работают?
– Зачем? Одного учетчиком на ферме устроили. Второй помер. Почка у него заблудилась. Резали его врачи, резали… Все почку искали.
– Не нашли? – спросила женщина.
– Так и не нашли, – ответил Федот.
– Это все невренность, – сказала женщина.
– А то что ж, – согласился Федот. – Только на нервах и живем.
– У нас тоже у одного жена была дальняя, из лесной стороны. Реки сроду не видела. Нонешней весной во время ледохода под ней берег просел. Она у воды была. Вытащили ее из воды честь честью. Но она померла через неделю. На нее повлияло.
– Через нервы и жизни лишаются, – вздохнул Федот и, помолчав, добавил: – Внизу моет вода, а берег кусками хлыщет.
– А может, это от холоду? – спросила женщина.
– И холод действует на берега, и ветер, – философски заметил Федот. – Природа, одним словом. Тут что от чего зависит – не враз определишь. Вот скажи, отчего такой холод в бабье лето приключается? Отродясь такого не бывало, чтоб в начале сентября иней на траву ложился.
