– Так что это за история у Генри с женой бакалейщика? Говорят, она здесь торчит с утра до ночи.
– Что ты, у Генри? С какой женой?
– Бакалейщика вроде бы – не знаю. Да ты разве не слыхал?
– Нет, что ты. Не может быть. Чтобы у Генри – и женщина?
– А что? Думаешь, нет?
– Никогда не поверю. Только не у Генри. Он же от мухи последней сбежит, если она женского пола.
– Так ведь женский пол – они все назойливые как мухи.
Снова, при этой реплике, раздались взрывы нутряного, смачного гогота.
– Возможно, я полагаю – вполне возможно. Тоже способ заполучить покупателя.
Она стояла потерянная, как во сне, половину не слыша, не воспринимая. Обрывки разговоров проносились мимо ее озадаченного лица с легким звоном, точно осколки стекла.
– Кто-нибудь знает, где здесь одно местечко? Раздобудь мне выпить, дорогой, пока я схожу. Только не хереса. Джина. Херес препакостный.
– У бакалейщика куплен, вероятно.
Слышно было, как дама с желтым мундштуком, опираясь вытянутой длинной рукой о камин и неряшливо роняя себе на грудь серый пепел, с элегантным шипеньем осуждает кого-то за стервозность.
– Хотя, в общем-то, все мы стервы, верно? – говорила она. – В той или иной степени. Но она – это нечто.
– Она вас к себе не приглашала? Зовет к обеду, если ей кто-то необходим для ровного счета, вы приезжаете, а у порога к вам выходят и объявляют, что надобность в вас отпала. Да-да, я не преувеличиваю!
– Неприличная особа. Что ж, бедный Алекс, – он теперь это знает.
– В том-то и беда, черт возьми, что, когда наконец все знаешь, уже ничего не изменить.
Воздух вокруг как бы курился от непрестанных белых выхлопов. Клара в конце концов двинулась прочь и столкнулась с возбужденным, разгоряченным Лафаржем, который, в свою очередь, старался протиснуться мимо толстой женщины в черных брюках, с обвислыми, как у ищейки, брылами и блестящими белокурыми волосами, по-мужски напомаженными и зализанными назад.
– Вот вы где, миссис Корбет. Ничего-то вы не выпили. И не съели. Ни с кем не познакомились.
Рядом проталкивался сквозь толпу какой-то мужчина, и Лафарж схватил его за руку.
– Зигфрид. Миссис Корбет, это мой друг Зигфрид Паско. Зигфрид, старина, держи ее за руку. Пригляди тут за ней, пока я принесу ей вина. Это наша милая миссис Корбет, кумир сердцеедов. – Он смеясь сжал локоть миссис Корбет – у него матушка Вагнером бредила, потому и назвала его «Зигфрид». Стойте здесь и не двигайтесь!
Теплый и бескостный предмет, вроде неоперившегося птенца, скользнул к ней в руку. Потом вяло выскользнул назад, и она, подняв голову, увидела пухлый, без морщин, лунообразный лик, младенческий и почти бескровный, взирающий на нее сверху вниз с брюзгливой и напряженной застенчивостью из-под тщательно завитой каштановой шевелюры. После чего, в миг затишья, услышала, как голос Паско, точно моторчик с неисправным зажиганием, силится выговаривать по складам слова, шлепая надутыми губами:
