- Может, для тебя и лучше, что ты их не помнишь.
Вишнякову стало не на шутку жаль парня. Восемнадцать лет - и один. То-то к Маринке пристал - бессознательно ищет женщину постарше, ищет мамку. Но его воспитатели подвиг совершили! Немка же, как есть Немка, но с безупречной выдержкой, лаконичный, отточенный, строгий. Как из младенца с такой дурной наследственностью, да еще уродившегося в психованного папочку, воспитать нормального парня - Вишняков даже не представлял.
- Может, и лучше.
- Слушай, а как тебя звать-то? Не по фамилии же все время…
- По документам я тоже Наум, но мне это имя не нравится. Ребята зовут Адиком, Адькой, даже Адольфом пробовали. Меня и Адольф устраивает.
Вишняков усмехнулся.
- Поменять имя теперь - не такое уж дорогое удовольствие. Адик - это хорошо, но ты возьми чего попроще. Жить легче будет.
- Да, я заметил, - согласился юноша. И они улыбнулись друг другу.
***
Ребенок, убежавший из-под присмотра, попадает в мир, имеющий свойство застревать в памяти навеки. Знакомые комнаты и знакомый двор через десятилетие то ли узнаешь, то ли нет, или же они окажутся неузнаваемо крошечными, нелепыми, не такими. Мир случайный и запретный ярок, его линии остры, звуки внезапны.
Адька-Адлер нашел калитку, через которую улизнул однажды, но далеко не убежал - на лужайке паслась черная коза. Он пошел козе навстречу, она смотрела внимательно и дружелюбно. Мальчик обнял ее за шею и остался стоять, пока кто-то из взрослых его не обнаружил. Коза развернулась к взрослому рогами и долго не подпускала к мальчику - пока не пришла хозяйка, не отругала ее и, отвязав от колышка, не увела. И тут же мир померк.
Как там говорила Марина? Пастушья сумка, лютик, пижма? Цветущая малина? Все это было справа и слева, под ногами и над головой, все это раскрывалось навстречу. Но увели, но объяснили нелепость такого бегства, но дали новую книжку с картинками.
И вот сейчас он шел, узнавая лужайку, заборчик, калитку - калитку заколотили, но Адька-Адлер решил однажды разобраться с этим туманным пятном в биографии и, несколько раз хорошенько тряханув, внезапно снял ее с петель.
Вишняков любовался им, сильным и ловким, уверенным в себе, идущим напролом. У малахольного Немки просто не могло быть такого сына. Немка сел бы под калиткой и сидел до голодной смерти.
Самому Вишнякову на родительском поприще повезло меньше - родилась дочь, как-то незаметно и непонятно росла, а потом жена потихоньку рассказала, что дело близится к свадьбе. Жена тоже, кажется, плохо понимала, что у них такое выросло. Девочка совершенно безболезненно оторвалась от родного дома и от батьки с мамкой ради своего мужчины и своего дома в Калифорнии.
