В остерии путешественник присел у двери. Закрыв глаза, он стал делить кабацкий шум на дольки, словно апельсин. Вот немцы говорят, вот англичане, вот французы, гортанно и крикливо спорят рокочущие голоса – русские. А вдруг его как будто обожгло родным наречьем – итальянским! Вскочив, он подбежал к столу, за которым восседали два приличных господина в коротких париках, какие носят мастеровые и художники.
– Я прямо с корабля. Вы говорите языком моей родины.
Господа ремесленники привстали благородно:
– Я живописец и гравер Филиппе Маттарнови.
– Я театральный декоратор Бартоломее Тарсио…
Они пригласили его за стол.
– Меня зовут, – начал он свой рассказ, – Франческо Арайя, я родом из Неаполя, где песней начинают день и песней провожают. Родители мои незнатны, но природа рассудила за благо наградить меня даром музыкальных композиций. Синьоры! Я удивлен, – воскликнул Арайя, – почему ваши лица остались каменны? Неужели слава обо мне еще не дошла до этих пасмурных краев?
– Франческо Арайя… ты случайно не знаешь такого? – спросил живописец Маттарнови у декоратора Тарсио.
– Увы, – вздохнул тот. – Впервые слышу…
Арайя поникнул головой, большой и гордой.
– Пять лет назад я поставил первую оперу «Berenice», a вслед за нею прозвучала на весь мир и вторая… о любви!
– Но… где они прозвучали? – спросили его.
Арайя возмутился: уж не принимают ли его за самозванца?
– Синьоры! – выпрямился он. – Мои оперы услышала Тоскана и… Рим, сам гордый Рим рукоплескал мне, а Тоскана носила меня на руках. Вы не поверите, сколько у меня было тогда амурных приключений из-за этой славы, подстерегавшей меня из-за угла, как убийцы неосторожную жертву…
– Тоскана – это хорошо, – причмокнул Маттарнови.
– Рим – тоже неплохо, – согласился Тарсио.
– Но сосна еще не рождает скрипки, – засмеялся Арайя. – Скрипку из сосны рождает труд. И я способен быть трудолюбивым, итак, синьоры, продолжу о себе… Две оперы прошли с успехом, четыре знатные дамы вонзили стилеты в свои ревнивые сердца, не в силах перенесть моих измен. Но, принеся славу на легких крыльях, мне оперы в карман не нашвыряли денег…
Художники снова угостили его вином. «Мальчишка», – пыхтел Филиппе Маттарнови. «О, блудный сын!» – вторил ему Бартоломео Тарсио… Арайя даже обомлел:
– Вы… не рукоплещете? Вы… браните меня?
– Вернись на корабль и убирайся домой. Таких, как ты, здесь очень много. Бездарные глупцы бросают дома, родных, невест и, помешавшись на золоте, стремятся в Петербург…
