Молоко за вредность для фараона | страница 6
Я не стал спорить и принял из рук чернокожего раба большой красный ломоть. Действительно, очень сочно, сахарная мякоть аж тает на языке.
— Судя по цвету кожи, вы не местный, а я ведь тоже с севера, — улыбаясь, сказал писец, — с самого побережья. Первое время думал, что не выдержу такой жары, а сейчас ничего, привык…
Он протер лысину белым платком и взял с медного подноса большой папирусный свиток.
— Отчет о ходе работ сейчас посмотрите или вечером, во дворце?
— Вечером, — отмахнулся я. — От этой жары у меня голова пухнет, какой уж тут отчет. Я приехал сказать, что Великий фараон Хуфу недоволен, почему так медленно идут работы?
— Великий фараон Хуфу, да осветит Осирис каждый шаг его по земле, всегда недоволен ходом работ. А у мудрого жреца Имхотепа всегда есть объективные причины для объяснения задержек: то камень не вовремя подвезли, то рабов маловато, то мастера бастуют из-за скудного жалованья, то Нил разлился не по графику. Так было всегда, при моем деде, при моем отце, при мне, всегда… — повторил жрец и махнул рукой в сторону пустыни, над которой уже поднимались стены циклопического строения.
— Кстати, — сказал я, — как там та партия рабов, что я пригнал?
Писец пожал плечами:
— Как все, привыкают понемногу, вон они как раз у северной стены блок тянут.
— Пойду посмотрю, — сказал я и, смыв арбузный сок с рук в чаше с водой, направился к пирамиде. Писец дружески мне улыбнулся, но из-под навеса не вышел, наоборот, дал знак неграм с опахалами, чтобы не шланговали и махали побойчее. Что поделаешь, северный человек, плохо жару переносит. А жара здесь о-го-го!
Кручина был собран и деловит. В белоснежной набедренной повязке в довольно дорогом черном парике конского волоса он поигрывал кнутом с рукояткой, отделанной серебром, и громко командовал:
— И ррраз, и ррраз! Юлин, не отлынивай, всей грудью на упряжь налегай. Это тебе не секретарш по приемным за титьки тискать! И ррраз! И еще рраз! Барычев, а ты что?! Я тебе покажу «ноги стер»! Как по служебной командировке на футбол в Италию летать, так ноги у тебя не болят, а как поработать… Я тебя сейчас быстро вылечу!
Молодые коллеги Кручины разом налегли на упряжь, деревянные полозья, обильно смазанные жиром, заскрипели по камню, и огромный блок из песчаника сдвинулся на полшага.
— Плохо, ребята, очень плохо! — укоризненно сказал Кручина. Громко свистнул кнут, кто-то ойкнул.
Я понял, что с программой все в порядке и снял маску.
Кручина, откинувшись в кресле, беззвучно шевелил губами, то и дело вздрагивал и размахивал руками, видимо, кого-то сек. Я отодвинул ширму, чтобы надсмотрщик-энтузиаст ненароком ее не зацепил, и вышел в коридор покурить. Там меня настигла Клипса — наша общеобщажная кошка и затянула старую песнь о вечном голоде. Я развел руками и сообщил кошке, что у самого в животе урчит, но пообещал поделиться с ней обедом, если повезет. Кошка зыркнула по мне своими желтыми глазищами, но, видимо, поверила обещанию и двинулась по длинной щели общажного коридора, гордо подняв хвост.