Переход в небытие в 1944 году, когда фронт прокатил обратно на запад, и все немецкие воинские захоронения были стерты с лица земли.
Того гляди, новое воплощение после 1991-го.
Пока же, в 1941-м, литовцы, выполняя приказ новой власти, исхитрялись делать эту тошнотворную работу руками русских пленных.
В тюрьме вместе со мной и Андреем пленных было шесть человек. Ежедневно всех шестерых литовцы вывозили на места фронтовых захоронений. Тюремная охрана была полностью литовская, и на работе нас охраняли тоже литовцы.
Немцы лежали группами по трое-четверо рядовых, с ними – один офицер. У каждого своя могила. Над могилой крест с надписью. Тела лежали на спине, со скрещенными на груди руками, без гробов, завернутые в шинели. Почему-то почти все офицеры были капитаны – гауптманы, как их называли литовцы. В одном месте, районе двух хуторов, на протяжении пары километров выкопали за день разом не то шесть, не то восемь офицеров. Особенно запомнился один гауптман: осклабился, золотые зубы торчат… Вонища страшная, охрана держалась метрах в десяти.
В тюрьме нам опять давали баланду, но мы ее не ели. Мы кормились здесь хорошо на золото с немцев. За одно кольцо повара-литовцы давали кусок сала килограмма на два. Золотые зубы выбивали лопатой или каблуком.
Виктор хищно оскалился, сгорбился по-волчьи, резко, с отвра-щением, пнул каблуком: «Вот так!»
Я зубов не выбивал, был еще доморощенный, переносил все болезненно, относился к таким вещам с содроганием. Потом Андрей меня натренировал. Я стал более жестоким. Андрей умел подавлять всех. Его боялись. Я был при нем на второстепенных ролях.
Через неделю такой работы Андрей решил: «Надо бежать. Охрана туфтовая. Бежим в большие леса. Там спрячемся. Наверняка там есть и наши».
В день, намеченный для побега, мы работали на большом, по-видимому, кулацком хуторе. Один литовский охранник ушел обедать, второй остался при нас. Первый приходит с обеда – осталось только четверо пленных: двое сбежали, не сговариваясь с остальными. Нас выстроили, вышли хозяин хутора, с бородой, выпивший, хозяйка, дети. Один охранник-литовец хорошо говорил по-русски, спрашивает:
– Где двое?
– Не знаем…
Литовцы отошли и стали по-литовски переговариваться. Я как-то понял по их взглядам и выражению лиц, что они решили одного из нас убить – как бы при попытке к бегству, чем и оправдаться за побег тех двоих.
Вызывают меня, пихают в сарай прикладом и ногой.
Хозяин подходит к ним и, как я понимаю, говорит: «Не в моем дворе…»
