К концу года сменился и начальник штаба Первого войскового округа. В течение двух лет эту обязанность выполнял с присущей ему энергией и предусмотрительностью генерал-лейтенант фон Тадден. Теперь он стремился попасть на фронт, в чем ему трудно было отказать. На его место я выпросил себе моего старого, испытанного начальника оперативного отдела 217 восточно-прусской дивизии полковника, барона фон Зюскинда Швенди. К нему я питал особое доверие, зная его по совместным успешным действиям во время тяжелых боев ка Северном фронте. Это доверие он оправдал в последующее трудное время, вплоть до горького финала. Генерал-лейтенант фон Тадден, которого мне потом удалось заполучить назад в качестве командира Первой восточнопрусской дивизии, был ранен 16 апреля в боях на Замланде и умер в госпитале.
Вместе со строительством оборонительных позиций в Восточной Пруссии, другая важная задача войскового округа состояла в том, чтобы изыскать и подготовить для действующих дивизий необходимое пополнение. Формирование маршевых батальонов происходило на учебном плацу Штаблак. Поэтому Штаблак, наряду с войсковыми частями, был наиболее частой целью моих поездок. Здесь я всякий раз убеждался, что восточнопрусские солдаты и офицеры делали все от них зависящее, стремясь как можно быстрее дать фронту, где шли тяжелые бои, необходимое пополнение. Все понимали, что в скором времени дойдет дело и до решающих сражений за родную землю. Дать молодым солдатам, прибывшим, наконец, из авиации и других соединений первоначальную пехотную подготовку в течение всего трех-четырехнедельных курсов было, конечно, нелегко, но фронт остро нуждался в пополнении. Большие потери на всех участках требовали формирования маршевых батальонов в кратчайшие сроки. Всегда с тяжелым сердцем мы вынуждены были посылать на фронт полуобученных солдат.
Во время службы на Северном фронте командиром восточно-прусского батальона и, наконец, восточно-прусской дивизии, я установил с личным составом этих подразделений отношения товарищества и доверия. Узы фронтового товарищества были восстановлены, в это ужасное время многочисленные восточно-прусские подразделения служили образцом сплоченности. Но это, конечно, не снимало больших забот, связанных с опасным развитием оперативной обстановки. Что будет, если русские начнут большое наступление в Восточной Пруссии? Куда девать столь многочисленное гражданское население, когда в адском пламени войны с ее современными техническими средствами начнутся сражения за города и села Восточной Пруссии? Тысячи этих несчастных людей падут тогда жертвами вражеских бомбежек и артиллерийских обстрелов. А если придется оборонять Кенигсберг с его населением, насчитывающим сотни тысяч? Тогда вся эта человеческая масса станет невероятной помехой для сражающихся войск и очевидно, что при такой обуэе боеспособность солдат в тяжелых боях будет скована. Значит, уже теперь необходимо срочно начинать эвакуацию населения провинции. Но это, к сожалению, входило в компетенцию гауляйтера и партийных учреждений, а мне лично ничего другого не оставалось, как вновь и вновь напоминать о страшной опасности. Еще 11 января состоялось совещание с заместителем рейхскомиссара Даргелем по вопросу эвакуации гражданского населения. В ответ на наши повторные и очень серьезные предупреждения, что скоро начнутся боевые действия и все дороги окажутся забиты солдатами и беженцами, что вызовет невообразимый хаос, последовало стереотипное возражение: «Восточную Пруссию будем удерживать, об эвакуации не может быть и речи». Соответствующее донесение с моей стороны по линии разведки также не имело успеха.
