О, небо и земля! Мария пробралась через каюту второго класса и теперь стояла рядом.
— Почему ты позволяешь этим людям грубить? — вопрошала она. — Почему не сказал им, кто ты?
— Дорогая… — начал Хорнблауэр и замолк. Если Мария не понимает, как глупо капитану не справиться с каким-то паромом, то убеждать ее бессмысленно. Кроме того, ему некогда пререкаться.
— И вообще, все это ни к чему, дорогой, — продолжала Мария. — Зачем тебе так унижаться? Зачем вся эта спешка?
Хорнблауэр обогнул изгиб и поздравил себя с тем, что уже неплохо управляется с румпелем.
— Почему ты не отвечаешь? — говорила Мария. — Обед ждет, а маленький Горацио…
Ее голос звучал голосом совести — собственно этим он и был.
— Мария! — рявкнул Хорнблауэр. — Марш в каюту! В каюту, я говорю! Вернись в каюту.
— Но, дорогой!..
— В каюту!
Хорнблауэр уже орал — приближалась еще одна баржа, и ему некогда было деликатничать.
— Какой ты жестокий, — сказала Мария. — Ты забываешь, что я…
Жестокий, возможно, но занятый, это точно. Хорнблауэр повернул руль, Мария поднесла платок к глазам и метнулась — насколько может метнуться женщина на сносях — обратно в каюту второго класса. «Королева Шарлотта» ловко проскользнула между баржей и берегом. У Хорнблауэра даже осталось время взмахом руки ответить на приветствие хозяйки баржи. Он даже успел пожалеть о том, как обошелся с Марией, но лишь на минуту. Надо было вести паром.
Было еще довольно светло, когда они вошли в долину Темзы, и Хорнблауэр, глядя направо, видел, как бежит рядом небольшая еще речушка — собственно, не такая уж небольшая, поскольку стояла зима и уровень воды был довольно высок. С каждым поворотом и с каждым шлюзом канал все ближе подходил к реке. Наконец паром достиг Инглешома. Впереди виднелась колокольня Лечлейдской церкви. Здесь канал соединялся с рекой. У последнего шлюза Дженкинс остановил лошадей и подошел к Хорнблауэру.
— Теперь нам предстоит пройти три запруды на реке, — сказал он.
Хорнблауэр не имел ни малейшего представления, на что они похожи, и хотел бы узнать, прежде чем придется их «проходить», но и невежество выказывать не хотелось. У Дженкинса хватило такта понять эти затруднения, во всяком случае, он объяснил.
— Это плотины на реке, сэр, — сказал он, — зимой вода высокая, и затворы со стороны бечевника постоянно держат открытыми. Там водопад футов пять-шесть.
— Пять-шесть? — в изумлении повторил Хорнблауэр.
— Да, сэр. Около того. Но это не настоящий водопад, если вы меня понимаете, сэр. Просто порог.
