А игрец ему:
– Отыщем завтра Олава и развяжи мои пальцы.
– Хорошо! – согласился Эйрик. – Олава найдем. А он научит…
В это время чья-то мягкая ладонь легла игрецу на плечо. И тихий старческий голос спросил:
– Что стучите в незапертую дверь?
Но когда пригляделись и рассмотрели этого человека, то оказалось, что он вовсе не старик, а только очень худой. От сильной худобы, наверно, и голос его высох.
Берест ответил:
– Шли на Торговище, сбились с пути.
– Покажу вам путь завтра, – сказал человек. – А сегодня повечеряете со мной: дам лепешку, дам рыбку и соломенный тюфяк.
Так Эйрик и Берест неожиданно нашли себе ночлег у очень доброго человека – потомственного киевского звонаря, бобыля Глебушки. Когда стояли у ворот, думали – за такими-то воротами – уж хоромы! А вошли во двор и долго водили глазами в поисках высокого крыльца. Не отыскали. Под ногами скрипнули уголья – следы пожарища. А Глебушка повел своих гостей прямиком к баньке – видно, единственному строению, какое осталось от богатого когда-то подворья.
Через предбанник пробирались боком – рослые гости вслед за щуплым хозяином – так много там было свалено всякого хлама. Добрались: ни горенкой не назвать, ни светелкой, ни выпрямиться, ни расправить плеч. Сели игрец и Эйрик на низкие нары, на колючую солому и осмотрелись… В красном углу лампадка перед Богородицей, у мутного оконца – тонкая свеча. Зато стол широк и крепок на дубовых козлах. Сразу было понятно, что стол принесен из просторной избы. А присмотревшись, Берест заметил, что доски стола темны, края же его гладкие – вытерты многими локтями, а козлы сплошь изрезаны тесаками. И подумал: из харчевни стол, многие годы за ним пировали. На столе – четыре книги. Две из них были хорошо знакомы игрецу. Это – «Жития святых» и «Евангелие» Иоанна Богослова. «Евангелие» было раскрыто на первом же листке с изображением самого Иоанна. Любимый апостол Христа стоял за пюпитром, в правой руке держал писчее павлинье перо, а левой рукой, широко расставленными пальцами придерживал края развернутого свитка. Но выражение глаз у апостола было мечтательное и совсем не подходило к тому важному делу, каким он был занят.
Пока Глебушка искал в темноте предбанника лепешки и рыбку, Берест раскрыл еще одну книгу. Однако написана она была не кириллицей и не глаголицей. И прочитать в ней игрец ничего не смог. Когда Глебушка вошел, то пояснил ему: книга эта и не книга вовсе, а одна только музыка, и есть здесь знаменный распев и много всякого для хора, и записано все в строки особыми крюками, но крюков тех без учения ни одному человеку не понять.
