— От чего же вы, собственно, страдаете?
— Ни от чего!
— Да?… С этим мы справимся. Вы принимаете уже какие-нибудь лекарства?
— Нет, — вздохнул Брунс. Его измученное, изможденное лицо покрылось капельками пота — свидетельством панического страха… — Я думаю… мне… может помочь только Ли Синг.
— Китайский… знахарь?
— Нет… Это и есть моя болезнь… Ли Синг! Маркхейт сказал, что посоветуется обо мне с вами.
— Ну да… он посоветовался… Но лучше, если вы сами расскажете… в таких случаях мало услышать от кого-то…
Что это?… Накрытый стол, великолепные холодные закуски! Такое не часто увидишь у тяжелобольного, а для Феликса, уже сутки не евшего, а только бегавшего, спасавшегося, переодевавшегося, обличавшего грехи и принимавшего незримое участие во вскрытии, — это муки Тантала. Боже, какая чудесная ветчина лежит там!
— …Это началось четыре года назад, — с глубоким вздохом сказал мужчина с фигурой мясника и грубым лицом, с громадными, словно противни, ручищами, одетый во франтоватый костюм. — Четыре года назад я первый раз приехал в Куала Лумпур. Там все и началось. В жаркий, сырой вечер…
— Подхватили лихорадку?
— Нет… влюбился.
— С этим нельзя шутить.
— Я познакомился с Ли Синг, и мы полюбили друг друга. Я ее полюбил всерьез, но, понимаете, китаянка и этот вонючий, захолустный Куала Лумпур… Короче говоря, через два месяца я удрал. Ночью я тайком сел на судно и отправился в Шанхай. Тут-то все и началось. Через пять минут после того, как я вышел на берег, ко мне подошел старый китаец. «Господин, — сказал он, — Ли Синг велела мне передать тебе вот это». И он подал мне письмо. Какой-то подлец-китаец написал его, видно, под диктовку Ли Синг. Там говорилось, что она уезжает куда-то в леса и будет там денно и нощно проклинать меня и молиться, чтобы я умер. Когда придет мой последний час, я вспомню Ли Синг, потому, что она пришлет мне как предвестников смерти четыре цветка мимозы. Смерть придет ко мне после того, как я получу четвертый цветок… Вы улыбаетесь? Я тогда тоже рассмеялся и дал пинка китайцу. А ведь я много слыхал о ворожбе, мне приходилось встречать здесь, на Востоке, людей, над которыми тяготело проклятие и которые день ото дня худели и сохли, а врачи ничем не могли им помочь. Три месяца назад я получил первый цветок и, может быть, засмеялся бы, если бы… если бы это произошло не в Лондоне.
— Где?!
— Вы не ослышались. Цветок лежал в моей лондонской квартире, на полу в ванной, и никто не мог объяснить, как он туда попал. После этого я тяжело переболел гриппом… С тех пор я поверил… Да… С тех пор я начал бояться… Я начал плохо спать… худеть…
