Молчание. Кивок. Едва-едва заметный.
– Кровь – на кровь, слова – на слова, – тихо отозвался магистр.
– Ну да, конечно. – Всеволод невесело усмехнулся. – Моя кровь и твое заклинание должны были закрыть брешь между мирами.
– Твоя кровь и кровь Сагаадая, и кровь любого другого воеводы иных Сторож, пробившегося сюда. В воды Мертвого озера свою кровь пролил бы каждый из вас.
– Каждый? – Всеволод сверлил собеседника глазами.
– Каждый, кто мог оказаться потомком Изначальных, – ответил Бернгард – Так было бы надежнее, ибо безошибочно и с полной уверенностью распознать среди многих кандидатов истинного носителя или носителей древней крови непросто.
– Эржебетт распознала, – напомнил Всеволод.
– Эржебет – лидерка. У нее особый нюх на сильную кровь.
Помолчали. Недолго. Секунду или две.
– Как много нашей крови ты намеревался выпустить в Мертвое озеро? – спросил Всеволод.
– Всю, – коротко ответил Бернгард.
Пояснил:
– Чтобы запечатать Проклятый проход наверняка, накрепко, надолго.
Всеволод понимающе кивнул. Ну да, наверняка и надолго.
– И для этого, выходит, нас прислали сюда старцы-воеводы наших Сторож?
– В первую очередь – для этого.
Эх, Олекса-Олекса! Мудрый наставник и коварный израдец. Хотя в чем тут измена-израда-то? А ни в чем. Ему не открыли всей правды – и только-то.
И все же…
– А нельзя было просто сказать? – сквозь зубы спросил Всеволод. – Все? Сразу? Раньше? С самого начала. О том, зачем мы едем в Эрдейские земли? Так ведь честнее.
– Честнее, – согласился Бернгард. – Но так – нельзя. Человек непредсказуем. Порой он предпочитает жить ценой гибели своего обиталища. А уж если человек узнает о своей исключительности, об избранности своей, о том, какая… чья кровь течет в его жилах, тогда…
– Тогда – что?
– Тогда он еще более расположен забыть о мире вокруг.
– Думаешь, узнай я правду – отказался бы идти в Эрдей?
– А что думаешь об этом ты сам? – Теперь уже Бернгард заглянул ему в глаза, в душу. Жесткий, острый и хладный взгляд магистра как хлыстом стеганул, как ножом полоснул. – Согласился бы ты, русич, мчаться сюда не ради обещанной славной битвы и не ради защиты прорванного порубежья, а попросту на убой? Единственно для того лишь, чтоб тебе вскрыли жилы и выпустили в мертвые воды всю – до последней капли – кровь? А если бы даже и согласился – сильно бы ты поспешал тогда? Не искал бы в пути любого – оправданного и неоправданного – повода задержаться? Не подумывал бы о возвращении? Не опоздал бы?
