Стоят солдаты с мозолистыми руками землекопов и лесорубов. Война – это труд!
Перекличка окончена. Кто-то говорит запоздало, уже без огорчения:
– Учились-учились, уже немного осталось, и вдруг в часть. Непонятно…
– Значит, офицеров уже достаточно, нужны рядовые! – объясняет Володька Замышляев, и все смеются.
Вдруг кто-то окликнул меня. Я обернулся. Чуть прихрамывая, подходил наш лейтенант.
– Сумку свою забыли…
– Что вы, товарищ лейтенант, – сказал я растроганно, – я же насовсем, на память…
– Спасибо, – улыбнулся он, подал мне руку. – Ну, счастливо! – И посмотрел мимо меня, куда-то вдаль, задумчивыми карими глазами.
Прибыли на место поздним вечером. Переночевали в лесу. Чуть свет двинулись дальше.
– Куда это мы приехали? – спросил Замышляев. Местный офицер, встретивший нас утром, ответил с гордостью:
– Воздушно-десантная бригада…
Это известие приняли спокойно: парашютисты так парашютисты. Шли сосновым лесом, справа виднелись землянки, потом лес расступился, и мы неровным строем вышли к широкому полю. На опушке стояли офицеры и солдаты и напряженно смотрели вверх. Мы тоже подняли глаза и увидели самолет, довольно низко кружащийся над полем. За ним что-то волочилось в воздухе.
– Что это? – спросил кто-то из наших.
Ему долго не отвечали, а потом один из солдат буркнул:
– Не видишь, что ли? Человек за хвост зацепился! И тут мы увидели, что это действительно человек.
Он зацепился парашютным куполом за хвостовое оперение и болтался теперь ниже и сзади самолета на всю длину купола и строп. И его крутило. Боже мой, как его крутило! Сперва в одну сторону, пока стропы и купол, сокращаясь, не собирались в тяжелые узлы, как белье при выжимании, затем он на миг останавливался, и его со страшной быстротой начинало раскручивать в обратную сторону.
А экипаж самолета его не видел. Летчик вел машину на посадку, ему давали красную ракету: «Посадка запрещена». Он, не понимая, в чем дело, разворачивался и снова заходил на посадку, и снова красная ракета.
Потом им сообщили по радио. Самолет перестал кружиться, открыли нижний люк и стали бросать человеку трос с петлей на конце. Долго бросали. Наконец он поймал петлю, и его втянули внутрь. Все зашумели и побежали навстречу садящейся машине. Мы подбежали тоже. Спустили трап, и медленно вылез очень бледный парень лет двадцати, без сапог, без ремня, как с гауптвахты.
– Хотел стропы обрезать, запасный раскрыть, – сказал он извиняющимся тоном, – две стропы обрезал, да финку уронил, уж больно крутило…
