– Мужчины! – воскликнула Симона. – Вы всегда настолько претенциозны, что стремитесь даже завладеть исключительной монополией на преступления! А если это вдруг женщина? Ревнивая женщина? Однако здесь она заменила бы известь купоросом, этим в основном женским оружием...
– Француз должен был подумать об этом, – заметил Рей. – Надо узнать, были ли у нее подруги, или, возможно, недоброжелательницы.
– Французы – галантный народ, это хорошо известно.
– Шовинистка!
– Я? Ты забыл, что мой первый муж был поляк, а второй – румын? Два народа, еще более галантных!
Рей сложил обе фотографии Дженни и вынул снимки Гордона и Мэнни из их досье.
– У тебя есть конверт? – спросил он таким тоном, что чувствовалось, что он предпочел бы согнуть их вдвое и засунуть в один из своих карманов.
– Возьми один из портфелей Дункана. Тут их несколько, любых размеров.
– Нет, я буду похож на торгового представителя!
– Сноб!
Рей поднялся.
– Спорим, я знаю, куда ты едешь? – сказала она с хитрым видом.
– Не стоит труда. Ты слишком хорошо меня знаешь.
– По-прежнему извращенное мышление?
– Не обязательно. Однако в трех случаях из десяти именно в заведениях такого рода я делаю свои первые открытия. Это хорошее число. А если я вернусь ни с чем, ничто не помешает мне попробовать в другом месте, не так ли?
* * *
Когда он покинул посольство, молодые хиппи продолжали собирать подписи под своей петицией, не обращая внимания на грубые окрики.
Одна девица, с африканской прической, – она, однако, была белой, – подошла к нему ленивой кошачьей походкой и начала свои объяснения.
Рей улыбнулся ей и подписал петицию.
– Вы даже не знаете, почему вы ее подписали! – запротестовала она тягучим голосом, с южным акцентом, решив до конца произнести свою речь.
– Знаю, знаю! Я наблюдал за вами в течение многих часов.
Она носила значок, на котором было написано:
"Черный цвет – это прекрасно!"
– Откуда вы? – спросил он ее.
– Из Миссисипи. Почему вы спрашиваете?
– Надо, чтобы побольше белых девушек, похожих на вас, было на Юге, – сказал он, глядя на нее очень нежно.
Она посмотрела на него, давясь от смеха, и воскликнула:
– Я – черная, бэби!
Гордон увидел, как он вновь проходит мимо, устремив взгляд на дом Мэнни. Он был худой и загорелый, выглядевший почти подростком в своих голубых джинсах и цветастой рубашке, с непокорными, торчавшими в разные стороны волосами. Он уже несколько часов ходил взад и вперед на протяжении примерно ста метров, куря одну сигарету за другой, чтобы убить время. Черный ДС, стоявший как раз напротив окна Гордона, на опушке леса, служил границей его неустанных проходок туда и обратно. В машине какой-то благополучный буржуа, развернув на руле газету, решал кроссворды, причем тоже в течение нескольких часов.
