Дети порубежья | страница 92
— Тэйрин, у нее были причины так поступить. Не осуждай.
— Она бросила тебя одного!
— Одного? — С некоторым удивлением переспросил Корвин, и Тэйрин смутилась:
— Нет, ты не один, ты со мной. Я тебя никогда не брошу. Просто это неправильно, когда мать оставляет своих детей. Это Ивенна такая. Сначала она бросила близнецов, теперь тебя.
— Тэйрин, — повторил он, но теперь уже с ясным оттенком недовольства в голосе, — перестань.
Девушка замолчала, но упрямо сжатые губы говорили сами за себя — мнения о герцогине Тэйрин не изменила и не изменит. Он притянул ее поближе:
— Мне жаль, что так получилось. Второй близнец… мне показалось, что он во всем слушал брата. А теперь его забрали жрецы. Принесла же их нелегкая! Мы бы успели спрятать его где-нибудь. Но они как будто знали, — медленно повторил Корвин, глядя на Тэйрин.
— Они услышали колокол.
— Да, колокол. Такое совпадение. Тэйрин, я ведь запретил звать дознавателей.
— Ветер не знал, что ты запретил ему дуть.
Он спустил девушку с колен, и поставил перед собой:
— Ты знаешь, что я люблю тебя?
Она с недоумением посмотрела на жениха, не понимая, к чему он клонит, но улыбнулась:
— Знаю. Но ты повторяй мне почаще.
— Я люблю тебя, Тэйрин, и хочу прожить с тобой много лет, родить детей, дождаться внуков…
— … и умереть в один день, — закончила она за него.
— И мне будет очень больно, если этого не произойдет. А так и случится, если ты будешь лгать. Ты развязала веревку, Тэйрин. Там надежный узел, никакой ветер не справится. Я знаю, на что способны здешние ветра.
Щеки девушки полыхнули огнем, и она призналась:
— Да, я позвала их. Я боялась за тебя, Корвин.
Он прижал ее к себе:
— Ты можешь сказать мне все, что угодно. Всегда. Обо всем. Даже если ты сделаешь что-то неправильное, даже если я запретил тебе это делать, даже если мне будет плохо. Только не лги, Тэйрин. Больше никогда.
Она эхом повторила за ним, словно клятву:
— Больше никогда.
18
Далара редко бывала в столице — она не любила Сурем. Он слишком напоминал ей о Филесте. Столице империи не доставало отточенного совершенства запретного города — булыжники, а не мраморные плиты мостовых, грязь вместо пыли, а сквозь камни нахально пробиралась живая трава. Но этот город так же подавлял, высасывал силы, незаметно отнимал радость. Даларе казалось, что в Суреме невозможно испытывать счастье, она была настолько убеждена в этом, что каждый раз с удивлением оглядывалась, услышав на улице смех или заметив целующуюся парочку.